Морис Ренар - Таинственное превращение

Это открытие, это неожиданное приобретение было для меня чем-то вроде ослепительно яркой лампы. С этого момента я понял, что никакой змеи в комнате вашей матери не было, но что вечером 19 августа, покидая свой пост сестры милосердия после того, как она просидела весь день у дремлющей или спящей больной, мадам де Праз оставила возле нее на электрическом шнуре звонка вот эту грушу вместо безобидной обыкновенной кнопки… О, конечно, внешне совершенно на нее похожей! — но которая не давала контакта, а представляла собой искусственную змею.

Для этой своей уверенности я нашел вещественное подтверждение в ночь, последовавшую за нашим посещением Люверси, убедившись в том, что в комнате мадам Лаваль звонок был именно, как я и думал, в форме груши и был приделан наспех. А вот — его прототип. Подойдите все. Взгляните. Я разберу эту машину.

Посмотрите сначала на это углубление в центре кнопки. Это отверстие канала, который проходит через нее насквозь. В этом канале находится полная игла, очень острая — игла от шприца. Она, как видите, сообщается своим нижним концом с маленьким резиновым мешочком, который можно наполнить жидкостью, — скажем, ядом или отравой. Если нажать кнопку, она надавливает на мешочек, из которого яд быстро переходит в иголку, которая укреплена, но не составляет единого целого с кнопкой и не погружается вместе с ней в мешочек, а, следовательно, протыкает палец жертвы, которая таким образом сама себе делает смертельное впрыскивание. Предположите, что яд причиняет мгновенную смерть, и жертва погибает, даже не вскрикнув, выпустив из рук фальшивый звонок. А утром остается только на месте этой адской машины повесить обыкновенную грушу.

Мадам де Праз знала, что мадам Лаваль звонит своей горничной каждую ночь… Она знала, что яд этой змеи еще не исследован и что яд этот действует мгновенно.

Так как змея исчезла, то вместе с единственным экземпляром этого вида змей, затерянных в глубине Африки, исчезла и возможность исследовать ее яд…

Мадам де Праз любила своего сына… Мадам де Праз хотела женить на себе своего шурина Гюи Лаваля…

Послышалось сдавленное рыдание. Лионель плакал, закрыв бледное лицо руками.

— Эта склянка содержит яд, который мы завтра пошлем в городскую лабораторию, — продолжал Жан Морейль. — Но мы можем сейчас же… Фредди, поди, пожалуйста, впусти тех людей…

Лионель испуганно поднял голову. Жан Морейль успокоил его.

— Это не полиция, — сказал он. — Это свидетели, которых я привел сюда из предосторожности. Я решил, что представители правосудия в этом деле будут участвовать в самой меньшей степени.

— Благодарю, — сказал Лионель. — Простите меня, Жильберта! Простите мою бедную maman… за вашу мать…

— Простите его и за вас тоже, Жильберта, — сказал Жан Морейль. — Надо договорить до конца! Если бы вы подчинились настояниям графини и остались в Люверси, чтобы провести там ночь и даже — так утонченно — чтобы вы ночевали в комнате вашей матери… Если бы вы согласились…

— Боже! — прошептал Лионель. — Как это ужасно! Как ужасно!

— …вас наутро нашли бы мертвой, ужаленной той самой змеей, труп которой не был найден, змеей с единственным зубом, и это послужило бы доказательством, что она все еще жива!..

И мадам де Праз получила бы в наследство все ваше состояние, и ее перестала бы мучить ответственность за ее растраты в качестве опекунши! А Жану Морейлю пришлось бы оплакивать свою Жильберту!..

Понимаете ли вы теперь, почему Жан Морейль пустил в ход решительно все, чтобы отвратить вас от Люверси, чтобы еще больше усилить вашу ненависть к этой усадьбе! Он не мог вам ничего сказать, пока не был еще во всем уверен!

Понимаете ли вы, каков был мой ужас, когда я услыхал ваш крик в парке, когда я увидел, что вы упали без сознания около розового куста и увидел вас одну возле вашей тетки!..

Ибо таков был ее план: избавиться от вас в том случае, если ей не удастся заставить меня, Фредди, совершить грабеж на ваших глазах! Вот почему надо было ускорить события, — мадам де Праз сама была ограничена во времени! Вот почему нужно было немедленно украсть картину!

Но вот, эти господа…

Жильберта, убитая ужасной действительностью, залилась слезами. Лионель был поражен как громом. Обри не находил себе места.

Трое вошедших — старик, мужчина зрелых лет и юноша — стояли молча. Позади них держался Фредди. Жан Морейль заметил в дверях силуэт женщины со сверкающими камнями в волосах — это была Ява.

Фредди объяснил довольным тоном:

— Она тоже захотела прийти сюда… Пошла за мной… Когда она увидела, что я взял инструменты, она струсила… Испугалась! Думала, что я взаправду! Ну ступай, жди меня на улице. Сама видишь, что я работаю с этими господами. Остальное не твое дело, — обратился он к Яве.

Префект полиции, Фейяр и его клерк Фуркад осмотрели помещение. При виде префекта лицо Лионеля перекосилось от страха. Но Жан Морейль его успокоил:

— Это неофициально. Трое моих друзей. Трое свидетелей. Вы знакомы с нашим нотариусом? Мсье Фуркад — один из его сотрудников и мой тоже.

Господа, все произошло так, как я предвидел. Орудие убийства — звонок — скрывалось в этом шкафу, ключ от которого находился всегда на груди мадам де Праз. Она сама свершила суд над собой…

Он кивнул головой на ее тело, прикрытое импровизированным покровом.

— Обри подтвердит, что все обстояло так, как я сказал. Не правда ли, Обри?

Поняв, что он вне опасности, Обри заговорил, уже не стесняясь:

— Да, сударь. Я получил от графини приказание убрать змею, выкрасть ее из оранжереи, убить и закопать ее, сделав предварительно щель в том ящике, где ее держали, чтобы подумали, что она убежала. На другой день, испугавшись смерти мадам Лаваль, я понял, что я — участник преступления, и захотел все узнать… Графине пришлось мне во всем признаться… Она сама приготовила эту машинку, отыскав где-то негодную электрическую кнопку и иголку от шприца… Графиня переменила звонок во время сна мадам Лаваль. Она постоянно сидела возле нее… Вот и все, господа… Я в то время ничего не говорил, потому что очень любил графиню и ради графа… Я не знал, что графиня до сих пор хранила этот проклятый звонок…

Все молчали.

Жан Морейль и Фредди, стоя рядом друг с другом, поражали своим сходством. «Светский человек» и апаш одинаковыми глазами глядели на этого обезьяноподобного человека, коварного и преданного в одно и то же время.

Оторвавшись от своих мыслей, Жан Морейль подошел к шкафу, вынул оттуда пачку писем и взглядом спросил Лионеля.

Тот сказал:

— Вы можете отдать их Жильберте. Они свидетельствуют лишь о бесконечной доброте мадам Лаваль по отношению ко мне. Это уроки, которыми я не воспользовался.