Семен Вольфсон - О тех, кто в МУРе

Одно время на этой самой скамейке по вторникам и четвергам, примерно с двух до четырех часов дня, можно было увидеть широкоплечего старика с сучковатой палкой в руках, одетого всегда по погоде.

Время от времени к нему подходили какие-то люди и заводили разговор, однако никто не присаживался рядом, а все стояли, как ученики у доски перед учителем. Выслушав говорившего, старик иногда, ничего не объясняя, коротко говорил: «Нет», а иногда согласно кивал головой, глядя на собеседника из-под густых тёмных бровей живыми, глубоко посаженными глазами.

Лицо его с высоким лбом, широкими скулами и квадратным подбородком в любое время года было покрыто коричневым загаром, какой можно приобрести, работая годами на сорокаградусном морозе, где-нибудь на лесоповале, когда над кожей одновременно трудятся ветер, мороз и солнце. Этот загар остается на всю жизнь.

Если приглядеться, то на палке, которую старик держал в руке, каждый сучок представлял фигурку какого-либо зверя. Самый крупный, располагавшийся поближе к изогнутой ручке, был точной копией медведя; ниже находились фигурки волка, лисы и других обитателей сибирской тайги. От времени палка сильно рассохлась и была скреплена двумя кольцами светлого металла, по всей видимости, серебра.

В один из таких четвергов, ровно в три часа пополудни, возле скамейки остановился мужчина среднего роста и плотного телосложения, на вид лет шестидесяти.

– Здорово, Отмычка! – негромко произнес он.

Сидевший приподнял седую косматую голову и также негромко ответил:

– Я никакой не Отмычка. Вы, уважаемый, обознались.

– Да, будет тебе, Михаил Прохорович! Старых знакомых не узнаешь?!

Старик пристально взглянул на говорящего:

– Николай Фомич, неужто ты?!

– Я самый.

– Поди, генерал уже!

– Да нет, полковник только.

– Тоже солидная должность.

– А здесь-то по делу или так?

– Дело у меня к тебе. Больше не знаю, к кому обратиться.

– Раз по делу, то присаживайся, слушаю. Тем более, я ведь перед тобой в долгу, и долг свой помню. Как сейчас вижу… Лет восемнадцать тому назад спускаюсь на лифте с двумя приличными баулами: четыре норковые шубы, как-никак, брюлики, рыжевье по карманам. Мне ведь любой замок открыть было раз плюнуть, за что такое погоняло и получил. Спустился, на улице уже тачка ждет. А подъезд – проходной. Вдруг слышу, в дальнем углу девочка плачет. Я баулы поставил – и туда. Гляжу, девчонка лет двенадцати стоит, к стенке прижалась, плачет, а платьишко на ней расстёгнуто. Плачет и говорит: «Дяденька не надо, дяденька не надо!» А перед ней бугай здоровенный с ножиком: видно, на что нацелился. Я в дискуссию с ним вступать не стал, а выписал ему командировочные с правой руки так, что он чуть дверь подъездную не выломал. Рука-то у меня тяжелая была. Однако фраер этот не из пугливых оказался. Пришлось с ним повозиться: с пером на меня полез, всю руку располосовал. А тут ваши архаровцы, прошу прощенья, милиционеры, налетели: квартира-то на сигнализации была. Повязали меня, и к тебе в отделение. Вот там мы с тобой и встретились. Отпираться мне смысла не было: как говорится, на кармане взяли. И девчонку, и этого бугая с огромным синяком под глазом привезли. Я всё, как было, и рассказал, а девочка подтвердила. Уж не знаю, на каких весах ты взвешивал, только отобрал мою добычу, а самого отпустил без протокола.

Николай Фомич достал из кармана пачку «Мальборо», а Михаил Прохорович папиросы «Беломор-канал». Они закурили. Издали могло показаться, что два давно знакомых старика мирно о чём-то разговаривают. На самом деле это были «вожди» двух вечно враждующих племен, одно из которых жило по воровскому закону, а другое по уголовному кодексу. Но кроме двух взаимоисключающих законов, существовал третий, более древний, главный постулат которого гласил, что за добро надо платить той же монетой, уходящий корнями в историю глубже, чем Ветхий Завет. Это позволяло беседовать начальнику убойного отдела МУРа и старому вору в законе.

– Так какое же ко мне дело? – спросил Отмычка, крутя в руках свою сучковатую палку.

– Трость у тебя интересная. Откуда?

– Да все оттуда же. На последней отсидке грузили лес в товарняк. Я, естественно, бригадиром, стою у ёлки, считаю кубометры, а штабель брёвен высокий, аж выше вагона. Пишу, кубики приписываю, конечно. Одним глазом в блокнот, а другим за погрузкой слежу. Вдруг вижу, верхнее бревно братаны уронили, и оно вниз катится, увлекает за собой остальные. Я кричу: «Атас! Спасайся, кто может!», а сам за ёлку встал, чтоб ею прикрыться. Деревце, так себе, небольшое, сантиметров пятнадцать в диаметре у комля. А эта лавина брёвен как раз на меня. Так что, если бы не ёлочка, мне бы не жить. Можно сказать, легко отделался, только ногу в голени сломал. Мне потом братаны из этой ёлки палку сделали, с ней и вышел, некоторое время ещё хромал, потом перелом зажил, хромота прошла, а сейчас с годами опять дает о себе знать. Но ты ведь пришёл не про палку спрашивать?

Николай Фомич не успел ответить, потому что у скамейки остановился мужчина лет сорока в коричневом костюме, давая понять старому вору, что пришел по делу.

– Игорёк, присядь пока вон на ту дальнюю лавочку, мне с человеком перетереть нужно.

Мужчина, названный Игорьком, послушно удалился.

– Дело у меня, вот какое. Одного из моих ребят сильно порезали в электричке за то, что он захотел мальчишку подобрать из тех, что по вагонам на гармошках играют. Кличка этого паразита Спица. Мне надо знать, где его найти.

– Знаешь, Николай Фомич, – немного подумав, ответил Отмычка, – вообще-то я таких услуг милиции не оказываю, но с другой стороны, не хочу у тебя в долгу оставаться, к тому же, я эту грязь, которая детишек и калек эксплуатирует, и за воров не считаю. Помогу. Приходи сюда во вторник часам к трём. Ну всё, прощай!

Полковник Власов медленно встал и зашагал в сторону метро.

Во вторник он узнал, что вся мразь, контролирующая вокзалы, по четвергам собирается в одном из кафе. Переговорив в отделе с ребятами, в четверг Власов во главе бригады из восьми человек на двух волгах в сопровождении автозака подъехал к кафе.

Договорились, что внутрь он войдет один, а когда подойдет к столу, за которым сидит эта компашка, остальные ворвутся в помещение.

В кафе он наметанным глазом сразу выделил компанию мужчин человек из десяти, сидевших за двумя сдвинутыми столами, с бутылками водки и закуской, а среди них Спицу, знакомого ему по описанию Леньки.

Подойдя к нему, Власов схватил его за шиворот и резко поставил перед собой.

– Ты нашего опера порезал?!

И, не дожидаясь ответа, полковник, бывший в молодости призёром первенства Динамо по боксу в полутяжелом весе по Москве, провел Спице сначала апперкот левой, а затем короткий прямой в голову правой.