Пьер Буало - Неприкасаемые

Ронан недоволен. Надо ужимать, — думает он. — Факты! Одни только факты! Не распускать же нюни перед этой милой женщиной. Да и потом, я ведь знаю, почему он донес на меня. Для очистки совести. Чтобы иметь возможность сказать: «Я перестаю быть священником. Это мое право. Но я остаюсь честным гражданином. Преступление должно быть наказано».

Ронан встает, идет за пистолетом, кладет его перед собой. Гладит кончиками пальцев. Последний друг! Письмо уже сейчас выглядит слишком длинным. А самое трудное еще впереди.

Итак, меня арестовали, — пишет он . — А моя невеста покончила с собой.

Продолжать Ронан не может. Рука выводит все более неразборчивые буквы. Он отодвигает письмо и делает круг по комнате, пытаясь успокоиться. Он растирает пальцы, сжимает их, разжимает, возвращается на место, но каждое слово теперь причиняет ему нестерпимую боль. Зачеркнув последнюю фразу, он тщательно выписывает ее снова:

Моя невеста покончила с собой. Она была беременна. И не могла вынести позора — не смогла стать женой человека, получившего срок.

Ронан опускает перо, скрещивает на груди руки.

«Так ведь, Катрин, да? — думает он. — Я не ошибаюсь? Ты не захотела бороться. Ты была еще совсем девочкой!» Большими пальцами он надавливает на глаза, но слез опять нет. Как всегда, они лишь накипают и жгут его изнутри.

«Тем хуже, — думает он. — Пусть так и останется. Как есть. Плевать мне, если вышло хреново. Главное я ей рассказал. Еще одна фраза — и конец».

Это письмо принесет Вам страдание, но поверьте, я выстрадал больше. Из-за него!

Ронан подписывается. Через три дня он отправит письмо. И если у этой Элен в жилах течет кровь, а не вода; результат не замедлит сказаться. Внезапно Ронан чувствует себя вконец опустошенным. Он тщательно запечатывает конверт; смотрит на него и на лежащий рядом пистолет, прячет пистолет в ящик. Разумеется, ему следовало бы поточнее объяснить свое поведение, признаться, что это он автор анонимных писем. И потом, слишком коротко, а главное, неверно он написал о Катрин — всего несколько сухих слов. Катрин убила себя, уж конечно, не из трусости; не побоялась же она пойти против семьи, когда об их романе стало известно. Ронан не склонился перед Адмиралом. Она же, со своей стороны, не упускала возможности бросить вызов отцу. О моя Катрин! Мы, видимо, были истинными детьми шестьдесят восьмого года. А вокруг нас — одно лицемерие!

Ронан возвращается в спальню и бросается на постель. Он совсем разбит — точно осушил целую бутылку спиртного. И тотчас засыпает.

В четыре часа старая служанка с подносом в руках останавливается у двери. Прислушивается.

— Ну, что же вы, — говорит мадам де Гер, стоя внизу, у подножья лестницы, — входите! Чего вы ждете?

— Да видите ли, мадам, — тихо отвечает та. — Мсье…

— Что мсье?

— Храпит он.

Кере, стараясь не шуметь, отпирает дверь.

— Не бойся, — шепотом говорит он. — Это я. Автобус опоздал. Я прямо еле живой. Но зато поездка была великолепная.

Он ощупью пробирается в темноте, налетает на стул.

— Черт его раздери! — ругается он. — Ой, извини.

Элен не переносит ругательств. Кере садится, сбрасывает туфли, шевелит усталыми пальцами ног.

— Присесть и то некогда, — вполголоса объясняет он, — да еще тряска — прямо скажем, работенка не из легких.

Он прислушивается. Элен крепко спит. А могла бы ведь и подождать его. После первой-то поездки! Ему столько хочется ей рассказать. Да к тому же в чемодане у него лежит для нее подарок. Маленький сувенир из Динара. Пустячок. Просто в память об этом событии в их жизни. Вытянув вперед руки, он медленно продвигается по комнате. В привычной родной обстановке ему чудится какая-то враждебность. А почему на столе стоят чашки? И даже кофейник. Кофейник в такой час? Тем хуже. Придется зажечь свет.

Кере вслепую пересекает комнату, скользит рукой по стене, нащупывая выключатель, зажигает свет. Со стола не убрано. Охваченный внезапным беспокойством, он входит в спальню. Никого. Постель тоже не убрана, точно у Элен не хватило на это времени.

— Элен!.. Элен!..

Он обходит квартиру. Элен нет. Что случилось?

Он останавливается посреди гостиной и вдруг видит письмо, вернее, два письма, лежащие на столе. Он подходит. Нет. Тут одно письмо, а рядом — просто листок, вырванный из блокнота. Он читает:

Я ухожу из дома. Прочитай письмо, которое я только что получила. Взгляни на фотографию. Ты все поймешь. Я очень несчастна. Не пытайся заставить меня передумать. Я не желаю тебя видеть — никогда. Мне бы хотелось стать вдовой.

«Не может обойтись без громких слов», — думает Кере, а боль уже разрывает голову, и он вынужден опереться о край стола, чтобы не потерять равновесие. На какую-то минуту он застывает, нагнувшись вперед, будто мертвое дерево. «Идиотка! Она просто идиотка!» Слова эти мигают у него перед глазами, точно неоновая реклама. Наконец он решается развернуть письмо.

Прежде чем читать мое письмо, советую вам внимательно посмотреть на фотографию, которая…

Кере подносит фотографию к глазам. О, господи! Это же он. Он, вне всякого сомнения. А маленький крестик он и сейчас еще носит в самом потаенном отделении бумажника. Ну, вот все и кончилось. Так и должно было случиться. На письмо-то наплевать. Кере и без того знает его содержание. Поэтому текст он пробегает глазами по диагонали. Ах, значит, за ним охотится маленький Ронан, возникший из прошлого! И не кто иной, как он, выдумал эту дурацкую историю о доносе. Естественно, Кере помнит тот разговор в исповедальне.

В кофейнике осталось немного кофе. Холодного и горького. Кере медленно его пьет. Нападение несправедливо! Несчастный Ронан во всем ошибается. Наверное, он нездоров — выдумывает какую-то ерунду. И однако же каким-то непостижимым образом он оказывается прав. Кто подсказал ему эту страшную фразу: «Когда священник начинает изменять, сдержаться он уже не может»?

Время перевалило за час ночи. Кере немного лихорадит. Он совершенно уверен, что Элен не вернется. Она сбежала куда-то в гостиницу или к подруге. Разговаривать с ней бесполезно. Именно так! Бесполезно! Вообще все бесполезно! И Кере, чтобы чем-то заняться, подходит к платяному шкафу. Чемодана нет. Как и вещей Элен. Правда, кое-что осталось. На плечиках, подобно жалкому призраку, висит платье. Кере бесцельно бродит по квартире. Перечитывает письмо Ронана. Те события, оставившие в душе мальчика такие глубокие рубцы, — анонимный донос, арест, самоубийство несчастной девушки, — лишь слабым эхом донеслись тогда до Кере. У него не было ни времени, ни желания читать газеты или слушать радио. Он переживал мучительнейший кризис сознания, который держал его в плену собственных переживаний, оставляя глухим к внешнему миру. А уехав из города, он разом перечеркнул и свое прошлое, и все воспоминания.