Нэнси Розенберг - Месть

— Это моя вина, — проговорил он. — Я просто хотел тебя приласкать, но зашел слишком далеко.

Лили надела халат и туго стянула пояс. Она вышла из спальни и направилась в гостиную. Ричард, надев брюки, последовал за ней. Она села на диван, поджав под себя ноги, и пристально глядела в огонь. Он сел рядом, положил ей руку на плечо и нежно повернул ее лицом к себе.

— Я не прав. Это было похоже на принуждение. Прости меня.

Она посмотрела ему в глаза.

— Мне нечего тебе прощать.

— Лили, я могу подождать. Ты меня слышишь? Я могу ждать. Сколько бы времени тебе ни понадобилось, я буду ждать. Я хочу, чтобы у нас все было, как в первый раз.

— Скорее всего, у нас никогда не будет так, как в первый раз. — Когда она произнесла эти слова, по ее щекам потекли слезы.

Он нежно взял ее за голову и прижал к своему плечу.

— У нас все будет, Лили. Мы наконец нашли друг друга, когда прошла добрая половина жизни. В наших отношениях было что-то чудесное, и это не относится к сексу, это выше его. Просто я поторопился. Я должен был тебя понимать.

— Ты ведь меня совсем не знаешь.

— Я достаточно тебя знаю, чтобы жениться на тебе. Я хочу этого. Я рядом с тобою уже много лет. Наверное, я был влюблен в тебя все эти годы.

Она оттолкнула его, встала, подошла к камину и, отвернувшись от Ричарда, стала смотреть, как пляшут маленькие язычки пламени.

— Ты понимаешь, что такое женщина с сексуальными расстройствами?

— Конечно, понимаю. Но у тебя нет сексуальных расстройств. Вот моя жена вполне подходит под это определение, ты же совершенно нормальная женщина с нормальными желаниями. Просто ты пострадала от изнасилования, а я слишком поспешил. Вот и все.

Она обернулась и посмотрела ему в глаза.

— Возможно, это нечто большее, чем изнасилование, Ричард.

Внутренний голос уже не говорил в ней, он кричал. Скажи ему сейчас все. Он не такой слабак, как Джон. Скажи ему. Но слова были накрепко заперты внутри, а ключи утеряны.

— Что ты пытаешься мне сказать? Скажи мне только одно. Я тебе нужен?

— Да.

— Это самое главное. Я женюсь на тебе. Ты будешь счастлива так, как никогда в своей жизни.

Если бы она была в состоянии поверить ему, если бы она действительно могла отдаться мысли о том, что это когда-нибудь может произойти… Может быть, полиция никогда не найдет ее и она сможет подавить в себе комплекс убийцы, как она смогла подавить в себе чувство жертвы инцеста. Она должна вернуться назад, на то место, с которого они начали свои отношения, ей надо будет отыскать дорогу назад. Лили произнесла тихим, едва слышным голосом:

— Я хочу тебя.

Она пошла в спальню. Никто не сможет отобрать у нее этот момент. Она расстегнула халат и сбросила его на пол. Нет у нее прошлого, нет страха, нет памяти. Есть только настоящее. Завтра или послезавтра за ней могут прийти и арестовать ее. Она хотела жить сегодняшним моментом, она желала еще раз вкусить его любви, в последний раз. Она, приговоренная преступница, которая приступает сейчас к своей последней трапезе.

Оказавшись под одеялом с Ричардом, Лили решительно прижалась к нему. Он не стал ласкать, обнимать и гладить ее. Любовная лихорадка охватила его без этих приготовлений. Они повернулись лицом друг к другу, и он взял ее. Только их прижатые друг к другу бедра двигались в медленном танцевальном ритме назад и вперед. Это не было тем голодным сексом, которым они занимались в предыдущие встречи, скорее это был красивый, воистину похожий на танец, ритуал. Лили чувствовала, как ни с чем не сравнимое ощущение наслаждения, начинаясь где-то в кончиках пальцев ног, поднимается по бедрам к животу, охватывает грудь и проникает в мозг, как моментальное опьянение от инъекции героика. Наслаждение острой волной смывало накопившуюся в душе боль. Она застонала, но он не остановился и не ускорил движений. Потом, положив ей руки на бедра, он вошел глубоко в нее, и по его телу пробежала судорога свершения. Он не издал при этом ни звука.

Глядя ей в глаза, он прошептал:

— Я люблю тебя, Лили.

Она знала, что он говорит правду, потому что испытывала то же самое чувство.

— Я тоже влюблена в тебя, Ричард.

При этих словах из глаз у нее потекли слезы, и она испытала щемящую грусть. Все оказалось иллюзией, миражом.

— Я буду любить тебя всю жизнь. Что бы ты ни сделала, я не перестану любить тебя. Как бы долго ты ни приходила в себя и что бы ни случилось, мы все равно будем вместе.

Она слушала его слова, впитывала его запах и старалась прочно задержать в своем сознании охватившие ее чувства. Она как бы мысленно листала незаполненный фотоальбом, аккуратно вставляя в прозрачные пластиковые окошки дорогие ей образы. Вот и последняя страница. Там оказалась фотография окровавленного обезображенного трупа, но это был не Эрнандес, это была она сама. Ричард повернулся на спину, и Лили села в постели. Вскочив на ноги, она кинулась в туалет, заперла за собой дверь, упала на колени перед унитазом. Ее вырвало.

Она слышала, как в запертую дверь стучал Ричард.

— Впусти меня. Позволь мне помочь тебе.

Казалось, что он всем телом прижался к двери, его голос звучал с расстояния в несколько дюймов.

— Прошу тебя, — взмолилась она, — пожалуйста, не входи.

Лили спустила воду и прополоскала рот. Она подобрала с пола одежду, накинула ее на себя и вышла из туалета. Ричард, все еще неодетый, сидел, опустив голову, на краю кровати. Он встал, и она попятилась от него, он делал шаг к ней, а она в панике отступала назад на такой же шаг.

— Не надо меня любить, Ричард. Меня нельзя любить, не за что. Ты меня слышишь?

— Лили, прошу тебя, — умолял он.

Она повернулась и выбежала на улицу, бегом спустилась по ступенькам к машине и, отъезжая, еще раз оглянулась на дом. Петляя по крутым, извилистым дорогам, она так давила на газ, словно по пятам за ней гнались сотни чертей. Сквозь текущие из глаз слезы она с трудом различала дорогу. Она не имеет права на счастье, говорила она себе. Она не имеет права на наслаждение.

Через полчаса Лили оказалась на третьей улице Окснарда и возле дома Эрнандеса ударила по тормозам. Она долго смотрела на фасад, глядя, как движимые ветром занавески то полоскались на ветру снаружи дома, то всасывались обратно в дом. Она представила себе, как входит в дом, находит его постель, забирается в нее и засыпает. Вот она просыпается и начинает искать одежду, находит его красный свитер и натягивает его на себя. Потом она, раскинув руки, выйдет на крыльцо, и тут ее поразят пули, и кровь ее хлынет на мостовую.

Они с Эрнандесом теперь обречены на вечный посмертный танец, они как жених и невеста с кровавого пира. Когда она в то утро нажала спусковой крючок ружья, были отменены все клятвы, все книги запечатаны. Его душа освободилась, а грехи его были смыты кровью. Она одна осталась стоять возле окровавленного алтаря. Осталась навечно.