Лиза Марклунд - Громкое дело

Уголком глаза он увидел знакомое лицо, заполнившее экран телевизора, без звука парившего на дальней стене. Это была шведский комиссар ЕС, молодой талантливый либеральный политик, бегло говорившая на пяти языках и отвечавшая за иммиграцию и внутреннюю безопасность Европы. Сейчас у нее брали интервью в студии «Скай ньюс». Он потянулся за пультом дистанционного управления и увеличил громкость.

«– Абсолютно, – ответила она на вопрос, который он не слышал. – Конференция в Найроби получилась очень успешной. Никакие соглашения, конечно, еще не подписаны, но наше сотрудничество с Африканским союзом углубилось, и они с гораздо большим пониманием отнеслись к нашим потребностям и тем обязательствам, которые мы готовы принять на себя.

– Значит, вы не собираетесь прислушаться к требованию похитителей открыть границы в направлении Европы?

Комиссар ЕС отрицательно мотнула головой.

– После недавних беспорядков в Северной Африке и на Ближнем Востоке «Фронтекс» нам необходим более чем когда-либо ранее, – ответила она. – Не только для защиты собственного населения Европы, но также для поддержки беженцев из вовлеченных в эти события стран и оказания им всевозможной помощи. «Фронтекс» работает ради спасения жизней. Без «Фронтекса» поток беженцев…

– Спасения жизней? Но в данном случае похитители ведь угрожают убить заложников?

– Контроль на пограничных пунктах с Сомали необходимо усилить, это наше категорическое требование…»

Его мобильный телефон дал о себе знать, он всегда вздрагивал при звуке его короткой резкой мелодии.

– К тебе поднимается посетитель, – сообщил охранник – тот новый парень, у которого, похоже, есть голова на плечах.

– Спасибо, – сказал главный редактор и отключил телефон, а потом взял пульт дистанционного управления и выключил комиссара ЕС.

Он окинул взглядом свою вотчину и увидел, как Анника Бенгтзон нарисовалась среди офисного пейзажа, двигаясь в своей обычной манере, словно парила на несколько сантиметров над полом. Она, пожалуй, делала так, стараясь меньше привлекать внимания, но сейчас эффект получился прямо противоположный. Стоило ей шагнуть в помещение редакции, как оно погрузилось в тишину, будто вакуум образовался вокруг нее, весь свет концентрировался на ней, и все на мгновение оторвались от своих дел и одаривали ее торопливыми короткими взглядами, как бы проверяя, что нарушило нормальный ход событий.

Она постучала в его стеклянную дверь, и он сделал вид, словно увидел ее только сейчас.

И жестом пригласил ее войти.

– У нас коммунальные службы прекратили убирать снег во всей Швеции или только в Стокгольме? – спросила она, стащив с себя куртку и кинув ее кучей на пол.

– Когда живешь в демократическом обществе, приходится мириться с тем, что твои пожелания осуществляются только в половине из всех случаев, – сказал Шюман. – Ничего не поделаешь, ведь народ в своей бесконечной мудрости проголосовал именно за такой политический порядок.

Анника опустилась на стул для посетителей, ее волосы были собраны резинкой в воронье гнездо на голове.

– Я тут подумала, – сказала она. – И по-моему, я немного поспешила, когда отвергла твое предложение вчера.

У нее под глазами залегли темные тени, но взгляд оставался ясным и сфокусированным. Она выглядела спокойной. И поменяла наряд на красную кофту и черные джинсы.

– Я же говорил, что тебе стоит подумать над ним, – проворчал он.

Анника заерзала на стуле.

– Как-то уж очень противно рассказывать о подобном всенародно, – сказала она. – Это словно тебя раздевают публично.

Он кивнул и ждал. Если бы перед ним сидел кто-то другой, по большому счету кто угодно, он рассматривал бы уже прозвучавшую реплику как начало трудных переговоров относительно условий и суммы. Но в словах и поступках Анники не стоило искать скрытые мотивы. Она не обладала способностью хитрить и притворяться с целью добиться некой цели. И своей манерой работы скорее напоминала танк: шла вперед напролом до победного конца.

– Я еще не знаю, понадобятся ли мне деньги, – сказала она. – Сколько у меня есть времени для принятия решения?

– Ответ необходим правлению в понедельник утром, – сообщил Шюман.

Он солгал, поскольку мог поступать с деньгами по собственному усмотрению и ему даже не требовалось никого информировать. Ведь средства были заложены в бюджете, как прочие внешние расходы, о чем правление не имело ни малейшего представления. Однако сорока миллионов долларов он, конечно, не имел в своем распоряжении. Верхняя граница для подобных трат находилась на уровне трех миллионов крон, что являлось максимальной суммой для всевозможных эксклюзивных инвестиций наиболее сенсационного рода.

Взгляд Анники остановился на сегодняшнем номере газеты, который лежал у него на письменном столе первой страницей вверх.

– Ты сам в это веришь? – спросила она.

Он почувствовал, как его настроение резко пошло вниз.

– Анника…

Она показала на фотографию Линны Сендман.

– Она четырежды заявляла на своего мужа об избиении, ты знал это? И дважды ходатайствовала о запрете для него приходить и доставать ее, но ничего не получила, ты проверял это?

– Возможно, есть причина, почему все ее заявления ни к чему не привели, – сказал Шюман довольно резким тоном. Он сделал это не преднамеренно, но по какой-то причине всегда поддавался на провокации Бенгтзон. Сейчас она села на край стула и наклонилась над его письменным столом.

– Похоже, по мнению прокурора, она была истеричной дурочкой, которой следовало искать точки соприкосновения, а не заводиться из-за всякой ерунды.

– А что мне, по-твоему, требовалось делать? Мы же не можем обвинять человека в подобном без достаточных оснований, – ответил Шюман и почувствовал, что вступил на тонкий лед.

Бенгтзон и в самом деле захлопала глазами, как она всегда делала, когда он позволял себе ляпнуть какую-то глупость.

– А как же упавший самолет, который взорвали террористы? – поинтересовалась она.

Шюман поднялся, не в силах сдержать раздражение; какое, собственно, это имело отношение к его предложению заплатить выкуп за ее похищенного мужа?

– Мы не указываем ни на кого конкретно, – сказал он.

Она откинулась на спинку стула.

– Ты читал рапорт Европола о терроризме, опубликованный несколько лет назад?

Шюман закрыл глаза и попытался взять себя в руки.

– За год в Европе произошло четыреста девяносто восемь терактов, – затараторила она. – По подозрению в самых разных действиях террористического характера задержали сотни людей. Большинство из них были мусульмане. Но тебе известно, как много из этих четырехсот девяноста восьми провели исламские террористы?