Лиза Марклунд - Громкое дело

– Анника…

– Один.

Он посмотрел на нее.

– Один?

– Один. Остальные четыреста девяносто семь на совести всевозможных сепаратистов, ЭТА и безумцев с Корсики, немалая часть на счету неонацистов и защитников прав животных, в нескольких случаях отличились коммунисты, и еще в нескольких внесли свою лепту полные психи. Но каждый раз, когда мы писали о террористах, имели в виду мусульман.

– Там речь идет о…

– Посмотри только, что произошло после бомбы в Осло и выстрелов на острове Утёйя. Даже самые изысканные утренние газеты приказали своим корреспондентам писать аналитические статьи о том, как международный терроризм пришел в Норвегию, чему якобы не следовало удивляться, раз сами влезли в Афганистан.

Шюман не ответил, что, собственно, он мог сказать?

– Мы распространяем мифы и страхи, которые большей частью совершенно необоснованны, – продолжала она, – но, когда речь идет об убитой матери маленького ребенка, требования к доказательной базе внезапно становятся столь высокими, что мы не можем принять заметку, если нет обвинительного приговора апелляционного суда. Если только нам не удастся создать фиктивного серийного убийцу, конечно. Тогда без проблем.

Шюман снова сел, на него внезапно навалилась усталость.

– Последнее сообщение с самолета касалось короткого замыкания в электропроводке, его выдала система автоматического оповещения о неисправностях, – сказал он. – Ничто не указывает на взрыв или террористический акт.

Анника долго молча смотрела на него. Он не мешал ей, даже не попытался понять, что творится в ее голове. Когда-то, достаточно много лет назад, он думал о ней как об одном из своих потенциальных преемников. Наверное, тогда у него помутился рассудок.

– Француз – мертв, – сказала она. – Разрублен на куски. Его тело нашли перед посольством Джибути в Могадишо. Голова отсутствует.

Шюман почувствовал, как волосы встали дыбом у него на голове.

– Его казнили?

Анника не ответила.

– Я не слышал об этом, – признался он.

– Я не знаю, почему они медлят с данным сообщением, – сказала она. – Вероятно, есть какая-то серьезная причина, например они не могут найти его близких или что-то похожее. Но сейчас у тебя есть преимущество. И у меня к тебе один вопрос.

– Вопрос?

– Какой денежной суммы касается твое предложение?

Он не сумел сдержаться и ответил точно в ее манере, по инерции, прямо и совершенно безграмотно с точки зрения правил ведения переговоров:

– Три миллиона.

– Крон?

Судя по тону, она с недоверием отнеслась к его сообщению, и оно разочаровало ее.

– Самое большее, – ответил он.

Анника какое-то время жевала щеку изнутри, обдумывая полученную информацию.

– А я могла бы получить эти деньги в форме кредита? – спросила она наконец.

– И возвращать вплоть до пенсии, постоянно читая мне лекции о том, что такое этика профессиональной журналистики?

Он увидел, как она сгорбилась на стуле. Чем он, собственно, занимался? Зачем ему понадобилось давить на репортера, у которой похитили мужа и которая как раз сейчас сидела и вела с ним переговоры о продаже своей чести?

– Извини, – сказал он. – Я не это имел в виду…

– Когда надо опубликовать статьи и выпустить все в интернет-версии? Одновременно? Или можно подождать, пока все закончится?

– С этим можно подождать, – услышал он свои слова, хотя принял прямо противоположное решение.

– Детей надо втягивать?

– Ну да, – подтвердил он, – это одно из требований.

– Если только все закончится счастливо, – сказала она. – Если он умрет, буду одна я.

Он кивнул, это вполне устраивало.

– Я напишу сама, – сказала Анника. – Дневник, который начнется с того момента, когда я узнала об исчезновении Томаса. Видеокамеры у меня нет, поэтому ее придется одолжить. Я будут писать и снимать беспристрастно, а потом, когда все закончится, мы отредактируем материал. Что касается обычной работы, я отойду от нее пока.

Ему оставалось только кивать снова и снова.

– Я сошлюсь на тебя и возьму камеру у Пелле Фотографа под расписку, – сказала Анника и подняла свою куртку с пола.

Потом она встала.

– Я пришлю тебе данные моего счета по имейлу. Как скоро ты сможешь перевести все деньги?

Переговоры о размере суммы явно начались и закончились так, что он этого не заметил.

– Мне понадобится один банковский день или два, – сказал Шюман.

Анника оставила его закуток, даже не оглянувшись, и Шюман не мог решить, чувствовал ли он себя довольным или обведенным вокруг пальца.

Она купила с собой индийской еды в индийском ресторане и поднялась в квартиру с раскрасневшимися щеками и еще теплыми пакетами. Халениус позаботился о продуктах, пока Анника снимала верхнюю одежду.

– Есть видеофильм? – спросила она.

– Нет. Как дела? – поинтересовался он из кухни.

– Шюман так и не разобрался во мне, – сказала Анника и повесила куртку на крючок. – По его мнению, у меня немного не хватает мозгов, он считает, что я, подобно другим истеричным особам, слишком импульсивна и иду на поводу у своих эмоций. В результате мне удалось добиться того, чего я хотела.

Халениус встал в дверях.

– Мои поздравления. И с какой суммой он согласился?

– Больше, чем ты предполагал, – сказала Анника. – Три миллиона.

Халениус присвистнул.

– Ты голоден? Давай поедим, пока все теплое, – предложила Анника и протиснулась мимо него на кухню.

Ей было немного не по себе от того, что он находился у нее дома, посещал ее кухню и ванную, пока она прогуливалась по городу и пила кофе в кафе, сидел у нее в спальне во время ее пребывания в редакции. Его присутствие ощущалось слишком явно, словно он излучал тепло, был как бы немного сродни электрокамину.

– Я не знаю, сколько Шюман заплатил, когда любовница короля решила открыть душу нашему изданию приблизительно год назад, – сказала она и достала две тарелки из шкафа, не глядя на Халениуса, – но наверняка речь шла примерно о такой же сумме.

Он все еще стоял, прислонившись к дверному косяку, она чувствовала, как его глаза неотрывно следовали за ней, пока она накрывала на стол.

– Ты в это веришь? – спросил он. – Что газета заплатила за интервью?

Анника остановилась и посмотрела на него.

– Конечно, мне неизвестно наверняка, – сказала она, – я же находилась в Вашингтоне тогда. Но почему мадам иначе согласилась бы?

– Всеобщее внимание? – предположил Халениус.

– Будь у нее желание оказаться на виду, она уж точно отметилась бы во всех бульварных изданиях, а не только в «Квельспрессен». Шустрая дамочка. Цыплята тандури или баранина?

Он наклонился над упаковками.

– Что где?

Анника сомневалась, хочет ли есть, но в конце концов села и положила немного курицы себе в тарелку. Халениус расположился напротив нее, их колени столкнулись под столом.