Лиза Марклунд - Громкое дело

Она обвела взглядом комнату в поисках пути бегства, но в ней не было никаких окон, только белая доска и древний кодоскоп в углу, под потолком тихо жужжал вентилятор. Стены были светло-зеленые, цвета, вошедшего в моду в девяностых годах прошлого столетия. С лимонным оттенком.

– Делегация состояла из семи представителей разных государств ЕС, которые на месте собирались ознакомиться с тем, как осуществляется охрана границы с Сомали, и доложить об этом на конференции. Проблема в том, что они исчезли.

У Анники резко подскочил пульс, эхом отдавшись в ушах. Коричневое голенище сапога с острым каблуком указывало прямо в небо.

– Они ехали на двух автомобилях марки «Тойота-Ленд-крузер-100», и ни о машинах, ни о делегатах ничего не слышно со вчерашнего дня…

Статс-секретарь замолчал.

– Ты о чем? – спросила Анника. – Что значит «исчезли»?

Он начал говорить, но она перебила его:

– В чем выражается «не слышно со вчерашнего дня»?

Анника резко встала. Стул опрокинулся позади нее. Джимми Халениус также встал, очень близко к ней. Его голубые глаза блестели.

– Устройство отслеживания одной из машин нашли в непосредственной близости от города Либой, – сказал он. – Вместе с переводчиком и одним из охранников делегации. И тот и другой были мертвы.

Пол начал уходить у Анники из-под ног, и она схватилась за березовый стол, стараясь не упасть.

– Это неправда, – сказала она.

– У нас нет никаких данных о том, что кто-то другой в группе пострадал.

– Здесь, вероятно, какая-то ошибка, – пробормотала она. – Они, скорее всего, заехали не туда. Вы уверены в своих данных, вдруг они просто заблудились?

– С тех пор минуло более суток. Такой вариант мы можем исключить.

Она сконцентрировалась на работе легких, постаралась не забывать дышать.

– Как они умерли? Охранник и переводчик.

Халениус несколько секунд изучал ее взглядом, прежде чем ответил:

– Их убили выстрелом в голову, с близкого расстояния.

Анника, покачиваясь, направилась к двери и взяла свою сумку, бросила ее на стол и принялась рыться в ней в поисках мобильника, любого из них, но не нашла ни один. Она вывалила содержимое сумки на березовую столешницу. Апельсин покатился по ней и, упав на пол, приземлился под кодоскопом. Наконец ей на глаза попался ее редакционный телефон, она схватила его дрожащими пальцами и набрала номер Томаса, сначала неправильно, а потом снова, и в результате произошло соединение, и шум с треском сменил знакомый голос:

«Hello, you have reached…»

Она уронила телефон на пол, он приземлился рядом с ее ногами и маленькой записной книжкой. Джимми Халениус наклонился и поднял его.

– Это неправда, – пробормотала Анника, не представляя, слышал ли это кто-то, кроме нее.

Статс-секретарь что-то сказал, но она не поняла. Его губы шевелились, и он взял ее выше локтя, но она отстранила его руку, они встречались несколько раз, но он не знал ничего о ней и, само собой, о ее отношениях с Томасом.

Андерс Шюман наклонился вперед и сказал что-то, опять не достигшее ее сознания.

– Оставьте меня в покое, – произнесла Анника так громко, что все посмотрели на нее, запихала свои вещи в сумку, за исключением маленькой записной книжки, поскольку та была ей абсолютно не нужна, в ней находились лишь записи от идиотского задания по ИКЕА, а потом пошла к двери, к выходу, к пути бегства.

– Анника. – Джимми Халениус попытался встать у нее на пути.

Она ударила его ладонью по лицу.

– Все из-за тебя! – выкрикнула она и почувствовала, что права – права целиком и полностью.

А потом она оставила конференц-зал «Лягушка».

Грузовик двигался медленно, в рваном ритме. Там, где мы ехали, не было никаких дорог. Колеса подскакивали на каменных глыбах и застревали в ямах, растения скреблись по шасси, ветки царапали покрытые тентом борта, мотор ревел, коробка передач скрипела. Язык опух и застревал у нёба. Мы не пили с утра. Голод давал знать о себе ноющей болью в желудке, кружилась голова. Я надеялся, что у других обоняние перестало функционировать одновременно с моим собственным, по крайней мере если говорить о Катерине.

Себастьян Магури наконец замолчал. Его нытье гнусавым голосом настолько достало меня, что я даже пожелал им избавиться от француза тоже. (Нет, нет, нет, о чем я говорю, у меня и мысли такой не возникало, ни в коем случае, пусть я с трудом выносил его и раньше. Достаточно об этом.)

Зато испанский парень, Алваро, вызывал у меня восхищение. Он сохранял ледяное спокойствие, ничего не говорил, лишь делал, как ему приказывали. Лежал плашмя в кузове – там, где тот дрожал и трясся больше всего, и не жаловался. Я надеялся, что другие думали точно так же, как я.

Сначала я пытался понять, в каком направлении нас везли. Солнце стояло в зените, когда нас загружали, или, возможно, немного с западной стороны, и сначала мы ехали на юг (и слава богу, ведь тогда мы все еще находились в Кении, а Кения – это нормально функционирующая страна, где есть карты и инфраструктура и мобильная связь, но через несколько часов, как я понял, они повернули на восток (что выглядело уже не лучшим образом, ведь тогда мы могли оказаться где-то в южных районах Сомали, то есть в том конце земли, где царят хаос и анархия с тех пор, как двадцать лет назад там началась гражданская война), хотя сегодня мы, по моим наблюдениям, почти наверняка ползли на север, а потом на запад, а это, пожалуй, означало, что мы возвращались примерно туда, где все началось. На мой взгляд, подобное выглядело маловероятным, но кто знает.

Они в первую очередь отобрали у нас часы и мобильные телефоны, однако уже довольно давно стемнело, и, выходит, прошло минимум тридцать часов с тех пор, как нас увезли. А значит, всех уже обязательно подняли на ноги. Мы же были официальной организацией, и помощь в какой-то форме уже явно шла к нам.

По моим расчетам, часы в Стокгольме, наверное, показывали около шести вечера, ведь Кения опережает Швецию по времени на два часа. Анника уже точно все знала, она, конечно, сейчас находилась дома с детьми.

Катерина лежала прижавшись ко мне. Она перестала всхлипывать, ее щека покоилась у меня на груди. Я знал, что она не спала. Мои руки были связаны за спиной. Они уже много часов как онемели. Захватившие нас мужчины использовали пластиковые ленты, узкий ремешок с ребристой нижней поверхностью, который протягивался в ушко, и его нельзя было снять снова, по-моему, это называется хомутом-стяжкой, они врезались в кожу при малейшем движении и не ослаблялись, как ни старайся. Насколько важна циркуляция крови в руках и ногах? Как долго можно протянуть без нее? А вдруг результатом станут необратимые повреждения?

Потом грузовик въехал в особенно глубокую яму, и мы с Катериной ударились головами. Автомобиль остановился, сильно накренившись на бок, меня прижало к мягкой плоти немки, а Катерина соскользнула в направлении моей промежности. Я почувствовал, как у меня на лбу, болезненно пульсируя, набухает шишка. Передняя дверь открылась, послышались крики, наклон увеличился. К крикам прибавился разговор, казалось, собеседники не могли прийти к общему мнению. Спустя непродолжительное время (пять минут? четверть часа?) воцарилась тишина.