Лиза Марклунд - Громкое дело

– Анника! Но, боже, как удивительно, что ты звонишь. Я как раз сидела и думала о тебе.

Анника зажмурилась и почувствовала, как у нее потеплело на душе и одновременно слезы подступили к горлу. Вопреки всему, хоть кто-то помнил о ней.

– Твои коричневые полусапожки, они тебе понадобятся в выходные?

– Томас пропал, – только и смогла вымолвить Анника, а потом просто разрыдалась. Слезы весенними ручьями потекли на мобильный телефон, она пыталась вытереть его, поскольку он был не во влагозащищенном корпусе.

– Чертов козел, – сказала Анна. – Такое впечатление, что просто не способен держать ширинку застегнутой. И с кем он спутался на сей раз?

Анника заморгала, слезы прекратились.

– Нет, – сказала она, – нет, нет, совсем не то…

– Анника, – вмешалась Анна Снапхане, – кончай защищать его. Не вини себя. Ты здесь ни при чем.

Анника сделала глубокий вдох и почувствовала, что снова в состоянии говорить.

– Только не рассказывай никому, это для всех пока секрет. Его делегация исчезла, на границе Сомали.

Она забыла название города.

– Целая делегация? Как они путешествовали? Самолетом?

– Их было семь человек, на двух автомобилях. Они исчезли вчера. Их охранника и переводчика нашли мертвыми, застреленными в голову.

– Но, Анника, черт побери! Неужели они застрелили и Томаса тоже?

– Я не знаю!

– Но, боже праведный, что ты будешь делать, если он умрет? Как дети справятся с этим?

Анника раскачивалась вперед и назад на диване, обхватив себя руками.

– Бедная, бедная Анника, почему тебе всегда так не везет? Боже, как мне жаль тебя. Твой бедный…

Как приятно чувствовать, что кто-то беспокоится за тебя.

– И бедняга Калле, подумай, он же вырастет без отца. У него была страховка?

Анника перестала плакать, но оставила вопрос подруги без ответа.

– И Эллен, она же еще такая маленькая, – продолжала причитать Анна. – Сколько ей? Семь? Восемь? Она будет едва помнить его, господи, Анника, что ты будешь делать?

– Страховка?

– Я не хочу показаться циничной, но нельзя же просто распускать нюни в такой ситуации. Пробегись по всем своим бумагам и посмотри, что там обозначено, это же приличные деньги, что ни говори. Может, мне приехать и помочь тебе?

Анника закрыла глаза рукой.

– Спасибо, завтра, возможно, сейчас я пойду лягу. У меня выдался тяжелый день.

– Да, боже, бедняжка, я понимаю тебя. Позвони, если будут новости, обещай мне…

Анника пробормотала что-то, напоминавшее утвердительный ответ.

Потом она какое-то время сидела на диване с мобильником в руке. Лейф ГВ Перссон уже ушел домой, а красивая брюнетка из программы «Рапорт» заняла его место. На экране показывали фотографии вызванного бурей хаоса со всей Швеции, занесенные снегом фуры с грузами и трудившихся сверхурочно водителей эвакуаторов, сложившуюся крышу зала для большого тенниса. Она потянулась за пультом телевизора и увеличила громкость. То, что так много снега выпало столь рано, в ноябре, было необычно, но уж точно не уникальное событие, поведала темноволосая красавица. Похожая ситуация имела место в Швеции и в 60-х, и в 80-х годах прошлого столетия.

Она выключила телевизор, пошла в ванную и почистила зубы, и вымыла ледяной водой лицо, чтобы утром не осталось мешков под глазами.

Потом она легла в кровать на половину Томаса, у нее нестерпимо ныли суставы.

Они разрезали ленту на наших запястьях, и теперь мы уже падали не так часто.

Это стало огромным облегчением.

Взошла луна. Мы шли гуськом. Пейзаж вокруг нас на всю свою трехмерную глубину представлял собой темно-синюю фотографию с серебристыми краями: колючие кусты, большие термитники, сухие деревья, острые каменные глыбы и горы вдалеке. Я не знал, как мне называть это, саванной или полупустыней, но здесь хватало ухабов и идти было нелегко.

Магури шествовал первым. Он сам произвел себя в лидеры. Никто из нас других не санкционировал данное решение, по крайней мере я. За ним двигался румын, далее я и Катерина, датчанин и испанец Алваро, и последней тащилась немка. Она хлюпала носом и плакала, то есть вела себя далеко не лучшим образом.

Катерине каждый шаг давался с трудом. Она оступилась почти сразу же после того, как мы оставили грузовик, и повредила левую ногу. Я поддерживал ее в меру сил, но у меня кружилась голова, я едва не терял сознание от жажды, и, боюсь, не мог помочь. Мои брюки постоянно цеплялись за колючки кустов, на коже под правым коленом от них остался глубокий порез.

За день я видел из автомобиля только одно животное, одинокую антилопу, и нечто по моему понятию являвшееся африканским бородавчиком, но ночью повсюду мелькали их черные тени и светились глаза.

– Я требую, чтобы нам сказали, куда нас ведут!

Пожалуй, мне в любом случае следовало отдать дань уважения Себастьяну Магури за его упорство.

– Я – французский гражданин и требую, чтобы мне дали возможность связаться с моим посольством!

Он говорил по-английски с почти забавным французским акцентом. Его возгласы повторялись с интервалами не более пяти минут. Уставая, он компенсировал потерю силы голоса своим возмущением.

– Это преступление против перегринского права! Jus cogens! Мы принадлежим к международной организации, а вы, господа, тем самым становитесь виновными в нарушении jus cogens !

Я совершенно не представлял, где мы находились. Кения? Сомали? Нас же не могли затащить так далеко на север, что мы оказались в Эфиопии? Ночь была одинаково непроницаемой во всех направлениях. Ни один город не выделялся у горизонта своим электрическим нимбом.

Мужчины с оружием шли впереди и позади нас. Всего четверо, двое очень молодых парней и двое мужчин постарше. Все не кенийцы, если верить Катерине. Она говорила на арабском, суахили и маа и, кроме того, на английском естественно, и не понимала, о чем они болтали между собой. Это мог быть какой-то другой из шестидесяти местных, кенийских языков, но он не принадлежал ни к банту, ни к нилотской группе. По ее догадкам, речь могла идти о сомалийском, одном из языков афро-азиатской или восточнокушитской группы. Один из мужчин, высокий, который при первой встрече открыл мою дверь машины, порой обращался к нам на плохом суахили. Помимо прочего он рассказал, что мы неверные собаки, заслуживающие долгой и мучительной смерти, и что великий Лидер, или великий Генерал, сам решит нашу судьбу. Он называл его Кионгози Уюмла , или, пожалуй, так величали предводителя на каком-то из его языков. Кем являлся сей «верховный вождь» или где он находился, из его речи не удавалось понять.

Потом двое мужчин впереди нас остановились. Длинный сказал что-то находившимся сзади парням, его голос звучал устало и раздраженно, махнул руками и оружием.