Вячеслав Воронов - Скальпель

Тут раздался звонок в дверь. Я вздрогнул — первая мысль была о бандитах, избивших меня ночью, забравших деньги и обещавших вернуться, чтобы оформить документы на машину. Противостоять им я не мог, обращаться за помощью в целом мире было некуда, и отчаяние начало затапливать меня.

Но за дверью стоял Руслан — довольный, круглолицый, здоровый Руслан, даже слегка располневший. Я сгреб его в объятия, это величайшее сокровище для меня, сильно сдавил маленькое тело, мимовольно ощупал пальцами спину, словно проверяя, цела ли она и все ли на месте. Только после этого я опасливо взглянул за дверь — не стоит ли там кто чужой, причастный к похищению, не станет ли чего требовать, не занесет ли меч над моим неожиданным счастьем. Но там было пусто.

Я вспомнил о пальце, с дрожью в руках взял кисти Руслана и стал их рассматривать. Не веря глазам своим, рассматривал я их долго, тупо глядя на пальцы сына. Я словно не мог сообразить, что теперь делать, как быть — все пальцы были на месте.

— У тебя с пальцами… все нормально? — нерешительно пробормотал я, пока Руслан снимал кроссовки. Только сейчас я обратил внимание, что кроссовки у него новые, дорогие и красивые, да и вся одежда другая — джинсы, футболка, — красивая и, по-видимому, дорогая.

— С пальцами? — удивленно, с задором спросил Руслан и рассмеялся уверенно — презрительным смешком, который без лишних слов свидетельствовал, что все хорошо, иначе и быть не может. — Еще бы не нормально. Чем же я кнопки на клаве нажимал бы?

Он разулся, побросал кроссовки и пошел в гостиную. Движения его были медленными и плавными, смотрел он прямо перед собой, олицетворяя саму беззаботность и бесстрастность.

Я поспешно запер входную дверь, бросился за ним и принялся расспрашивать — где он был, что с ним происходило, чем он занимался все это время, не сделали ли ему чего плохого. Руслан отвечал неохотно, с удивлением и раздражением, вроде я должен обо всем знать, и ничего интересного нет, ничего из ряда вон не случилось. Я снова обеспокоенно дотрагивался до него, брал за руку, клал ладонь на голову, словно не доверял чувствам, не мог поверить, что сын дома, в безопасности, живой и здоровый, хоть и какой-то странный. Не добившись внятного ответа ни на один вопрос, я вспомнил кое-то, и, озабоченный пришедшей мыслью, побрел в спальню.

«Спасибо тебе, спасибо» — пробормотал я вслух, стоя лицом к востоку. Через некоторое время я услышал телефонный звонок. Недоброе предчувствие тотчас охватило меня.

— Не стоит благодарности, — раздался в трубке все тот же голос.

— Что? — растерянно спросил я.

— Я говорю, не стоит благодарности.

— Какой еще благодарности?

— Той, которую ты проявляешь за возращение сына.

— Я к тебе ничего не…

— А кому же еще? Я вернул тебе сына, ты только что меня благодарил.

— Что за бред… Я тебя не благодарил. Кто ты такой?

— Вот тебе на! Ну, ты и жук!

Что-то новое было в его голосе, и меня это настораживало. До сих пор от разговоров с ним я не ожидал ничего хорошего.

— Ты мог благодарить кого угодно и за что угодно, но сына вернул тебе я, — голос моего собеседника стал тверже, слова звучали как приговор.

— Ты был вынужден. Куда бы ты делся!

— Не смеши меня! Ты сам не веришь в то, что говоришь!

— Верю!

— Во что? В отговорки, чтобы не сойти с ума?

— Никаких отговорок, так оно и есть!

— Мошеннический ход, чтобы добиться своего!

— Чтобы иметь цель в жизни!

— Любой ценой казаться правым, посмеяться последним!

— Чтобы обрести… правду!

— Ха-ха-ха! Вот насмешил! Скажи еще — не убий.

— Так и скажу.

— Придет фанатик, для которого твоя семья — не люди, а, неверные собаки, перерезать горло которым — подвиг, святая обязанность, а ты — «не убий». Что там у нас дальше? Не укради. Дети будут умирать с голоду, а ты, давай, «не укради». Что молчишь?

— Надо верить, надеятся, и тогда…

— Ага, верь и надейся. А сокровищ на земле не собирай. За долги, кредиты и тому подобное тебя вышвырнут из квартиры, и ты с семьей поселишься на мусорке: дождик, морозец — природа, красота, а сокровищ не собирай.

— Сокровища бывают разные.

— Ты определенно мне нравишься. Поэтому я вернул тебе сына. Да, вернул тебе его я, выполняя свой план, преследуя свои цели, и никакого вмешательства свыше. Забудь об этом, это сказки для тех, у кого слабый детский ум.

— Я не выполнил задания — но сын вернулся ко мне.

— Не полностью, на троечку, но, можно сказать, что выполнил. Задание было более глубоким, чем казалось. И твое подсознание, твое второе «я» знает об этом.

— Что за ерунда? Кто ты такой вообще?

— Ты предполагал обо мне много чего, правда? Но еще раз говорю тебе — никакой мистики! Все на этой земле свершается людьми! Все клятвы, благодарности, что ты давал — ты давал нам.

— Нет, нет…

— Именно нам, и мы вернули тебе сына. Разве ты не видишь очевидного! Не сходи с ума, осмотрись вокруг. Все, что ты имеешь, ты делаешь своими руками, своей головой — все!

— Я не хочу этого слушать.

— Тебе больше не надо ломать комедию. Ты добьешься всего, о чем мечтал, заработаешь денег — ведь этого ты хотел? В чем дело, у тебя семь пятниц на неделю? Теперь у тебя все будет нормально: больше денег, довольная жена, тебе вернут машину, ты выплатишь кредиты, и, если надо, без всяких сомнений возьмешь новые. Но для этого надо принять мое предложение.

— Какое предложение?

— Наконец-то слышен голос разума. То, что я тебе сейчас скажу, не должна знать ни одна живая душа.

— Мне может… будет неинтересно.

— Ты прошел большую часть пути.

— Я не хочу.

— Никуда ты уже не денешься. Мы предлагаем тебе сотрудничество. Все, что происходило с тобой последние дни, было проверкой. Сможешь ли ты, способен ли, из какого теста ты сделан, в конце концов.

— Какой еще проверкой?

— Сможешь ли работать с людьми, руководить толпой, двигать все вперед? Способен ли вместе с другими быть опорой системе, в конце концов.

— Что за ерунда!

— Результата ты пока не добился, деньги у тебя забрали. Но ты старался. Ты смог переступить через себя.

— Ты заставлял меня.

— Ты врал и мошенничал.

— Я не хотел этого.

— Ты запугивал и применял силу, когда возникла необходимость.

— Я был вынужден.

— Ты лицемерил, предлагал взятки, убегал от представителей закона.

— Что мне оставалось делать?

— Ты святотатствовал, не уважая памяти мертвых. Превратился в самого настоящего грабителя. Ты собственными руками убил человека.

Он сделал паузу. Я почувствовал, как в горле пересохло.

— Ну, как ощущения? Ты убийца, на тебе клеймо. Ты будешь сидеть в тюрьме, долго и нудно, в вонючей камере, вместе с отбросами, с отверженными обществом уродами. Ты станешь таким же, как они.