Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер

— Знаю, — подтвердил я.

— Это те самые серьги — я хочу сказать, та же модель, — какие носила Мартина Кароль, покойная киноактриса, — сказала мадам Кемар.

— Сколько они стоят? — спросил я.

Кемар заглянул в каталог.

— Сто пятнадцать тысяч франков, мсье Лукас.

— Вы иностранец. Если вы вывезете эти серьги из страны и заполните на них декларацию, вы сэкономите на пошлине, а мы сможем продать вам их на двадцать процентов дешевле, — сказала мадам Кемар.

— Я не вывезу их из страны, — сказал я, и голова моя немного закружилась при мысли, какую кучу денег я собираюсь отдать за эти серьги. Но разве эти деньги не подарила мне рулетка? И разве я не выиграл их только потому, что поставил на наше счастливое число — 13?

— Все в порядке, — сказал я.

— Разумеется, вы получите сертификат качества камней и точное описание изделия с фотографией его для страховки. Куда прикажете все это послать?

— В «Мажестик». А серьги я хотел бы взять сейчас же.

Мадам Кемар пошла за коробочкой, чтобы упаковать серьги. А я открыл кожаную сумку и отсчитал Кемару сто пятнадцать тысяч франков. От выигрыша у меня осталось всего сто девятнадцать тысяч. Кемар пересчитал пятисотфранковые банкноты, по десять штук сцепленные тоненькой скрепкой. Мадам Кемар вернулась и протянула мне коробочку. Она была завернута в синюю бумагу, усеянную золотыми звездочками, и запечатана печатью фирмы. Я спрятал коробочку в сумку.

— Мне будет трудно заявить мадам Дельпьер, что серьги уже проданы, — сказал Кемар.

— Я купил их, чтобы ей подарить, — сказал я и подумал — слишком поздно! — что этими словами, вероятно, компрометирую ее.

— Разумеется, я сразу это понял, мсье Лукас. Простите мне мою неловкую шутку, — сказал Кемар.

— Своим подарком вы доставите мадам Дельпьер огромную радость, — сказала его жена.

— Очень бы этого хотелось.

— Благодарим вас за покупку, мсье, — сказал мне на прощанье Кемар, вместе с женой провожая меня до дверей лавки.

— Благодарите здешнее казино, — отшутился я.

На улице все пережитое показалось мне абсолютно нереальным. Напротив «Феликса» я увидел юного художника, почти мальчика, который развешивал свои картины между пальмами. Это был тот самый молодой человек, которому постоянно не везло. Я подошел к нему и дал ему пятьсот франков. Он решил, что я не в своем уме и отказался взять деньги, поскольку я отказался, в свою очередь, купить одну из его картин.

— Да уж возьмите, чего там, — уговаривал я. — Вы сегодня завтракали?

Он смущенно помотал головой.

— Тогда отправляйтесь побыстрее завтракать. Есть необходимо. Хотя бы несколько дней поешьте как следует. На пустой желудок не дождешься везенья.

— Благодарю вас, мсье, — пробормотал юноша. — Такого со мной еще никогда не случалось.

— Со мной тоже, — многозначительно поддакнул я.

Взглянув на море, я заметил, что американские эсминцы за ночь снялись с якоря и ушли.

Хосе Саргантана заговорил со мной по-немецки — стишками, выученными еще в школе: — «Но если злобный носорог в тебя нацелит острый рог — преодолей свою боязнь, скорей на дерево залазь». Что знал — то и помню. Это Вильгельм Буш. Всегда мне очень нравился.

— И теперь вы хотите скорей на дерево залезть, — сказал я.

— Да, — согласился тот, опять переходя на французский, — хочу. Терпеть не могу бояться.

Было девять часов сорок пять минут, я находился в огромном кабинете аргентинского магната по производству мясных консервов в его квартире в резиденции «Бельвю» на улице Генерала де Голля в квартале ле Перьер. Это был один из самых красивых, дорогих и изысканных кварталов города. Резиденция «Бельвю» была окружена громадным парком, полным пальм, кипарисов и пиний, и имела несколько больших бассейнов для плавания. Эта резиденция была, пожалуй, самой крупной в городе. Простоватый на вид мужичок, всегда напоминавший мне гаучо и, казалось, еще вчера пасший огромные стада коров на просторных равнинах своей родины, уже давно работал, когда я к нему явился. Дверь мне открыл слуга, который препоручил меня секретарю, а тот попросил немного обождать в гостиной. Саргантана тут же появился из соседней комнаты. В открытую дверь я увидел зал, в котором за письменными столами сидело пятеро девушек — они строчили на машинках, говорили по телефону или обслуживали телеграфные аппараты.

— А у вас тут целая контора, — изумился я.

— Две. За этой комнатой — еще одна. С семью секретаршами. У меня везде конторы. Я должен повсюду иметь возможность работать и находиться на связи. Пойдемте, я покажу вам наше здешнее пристанище. Не все, супруга еще спит. Ей требуется продолжительный сон. — Человек с потемневшим от солнца лицом и пронзительными глазами-пуговками, которые он то и дело щурил, повел меня по квартире. По словам Саргантана, шагавшего босиком, в штанах и рубашке навыпуск, это были три квартиры, расположенные на двух этажах. Он купил все три и перестроил в одну.

— В каждой квартире было девять комнат. И стоила каждая сто семьдесят тысяч долларов. Я предпочитаю считать в долларах. И заплатил в долларах. (Легко себе представить, подумалось мне). Это была минимальная сумма, которую мне пришлось здесь выложить. Поскольку квартира теперь двухэтажная, я был вынужден строить внутренние лестницы и собственный лифт прямо в квартиру, а также сломать стены и встроить колонны и другие опоры, чтобы получились парадные залы требуемой площади. — Он провел меня через несколько таких залов. Библиотека и залы для приемов, где можно было устраивать торжественные обеды и ужины, были в десять-пятнадцать раз больше обычных комнат такого назначения в обычных квартирах. То, что у состоятельных горожан считалось бы пригодным для гостиной, у Саргантана служило гардеробной со стенными шкафами и зеркалами. — Все полы облицованы каррарским мрамором, — гордо заявил хозяин дома, — как и стены в ванных комнатах и сами ванны. — Он показал мне одну из таких комнат. Нормальные краны и арматура были заменены золотыми. В остальном все было обставлено с несомненным вкусом — старинная мебель и драгоценные ковры ручной работы.

А окна были во всю стену — трех метров в высоту и до пятнадцати в длину. Само собой, повсюду стояли кондиционеры. Все помещения для приемов и работы размещались в двух нижних квартирах, а личные апартаменты — на втором этаже, где еще спала крепким сном Мария Саргантана. Все окна квартиры выходили на море.

— Сколько же всего комнат в вашей квартире? — спросил я.

— Двадцать две, — ответил он гордо, как ребенок, показывающий кому-то особенно красивую игрушку. — Знаете ли, мне нужно много места. В Буэнос-Айресе наша вилла насчитывает тридцать две комнаты. А теперь пойдемте-ка в мой кабинет.