Сергей Качуренко - Седьмой флот

Наступила тишина, а спустя минуту Саечкин негромко заговорил изменившимся голосом:

– Все, что происходило с нами, Серега, – это звенья Божьего промыслительного акта спасения всех людей. Сюда, в монастырь, каждый день приходят те, кто испытал на себе зов Бога. Далеко не все понимают изначально, что с ними происходит. Каждого человека Он ведет индивидуально согласно линии его судьбы. А я служу Ему и людям, поэтому имею возможность постигать, насколько Бог милосерден и человеколюбив. И ты, наверное, уже знаешь, насколько велика разница между истинной любовью Бога и тем, как мы ее себе представляем.

– Это точно, особенно если учесть ситуацию, в которой оказался Доход. Пока это не вписывается в рамки моего понимания. А что ты обо всем этом думаешь? Про Славика Костюченко уже слышал?

Сан Саныч кивал головой и одно за другим переворачивал яблоки на столе. Я наблюдал, с каким спокойным усердием он это делает и пытался припомнить все, что было связано с Костюченко.

Славик был из тех, кто в курсантской среде особо ни чем не выделялся. Еще до поступления в школу милиции он успел жениться. Когда мы учились еще на первом курсе, у Пуфика родился сынишка. Из-за этого он имел разрешение в свободное от учебы и службы время находиться дома. Поэтому в казарме почти не ночевал и в курсантских вечерних посиделках не участвовал. Но, не смотря ни на что, был веселым и общительным парнем. Мы с ребятами не раз бывали у Славы в гостях. Костюченко жил с родителями и женой в большом доме в поселке Котовского. Приятные работящие люди, миниатюрная жена-хохотушка, ползающий по всему дому Пуфик-младший с пустышкой во рту. Мне всегда было уютно и тепло в их доме.

А сынишка со временем выплюнул пустышку, подрос и выучился. По словам Молодязева, он сейчас успешно борется с преступностью на должности старшего опера в Суворовском районе. Каково сейчас ему?

– У Славика осталось двое детей, – будто угадав мои мысли, сказал Саечкин. – Через три года после первенца Андрюшки Вера родила дочку. Лизой назвали. Крестница моя. Полная противоположность брату. Тот хоть и сорвиголова, но опер от Бога! А Лиза – тихая, скромная девушка, работает в банке. Ко мне частенько захаживает. Кстати, я прямо сейчас к ним поеду. Хочешь со мной?

Я кивнул, а Батон достал из-под полы подрясника телефон, нажал пару кнопок и распорядился: «Давай, подъезжай к воротам!».

На белом микроавтобусе с табличкой «Служебный» у лобового стекла мы долго колесили по улицам Одессы. Молоденький водитель в белой рубашке с короткими рукавами уверенно и спокойно маневрировал в сплошных автомобильно-трамвайных заторах. Поэтому, расположившись на «галерке» в глубине прохладного салона мы успели еще о многом поговорить. Ведь от монастыря до поселка Котовского нужно было ехать через весь город.

Сан Саныч рассказал мне, что близко общается с Семеном Пуртевым, Молодязевым и еще несколькими нашими однокурсниками.

– Сначала почти все от меня отвернулись, – хитро улыбаясь, говорил он. – Подумали, что Батон «пулю» башкой поймал. Шарахнулись в разные стороны, как от прокаженного, но со временем пообвыкли. Взгляды и убеждения с годами гибкими становятся. А тот кто застрял в своей ватной категоричности, того и колбасит по сей день. Такие остаются один на один со своей желчью. Комплекс всеобиженности – специфика ментальности некоторых закостенелых индивидуумов. У подобных нытиков все вокруг виноваты. Типа весь мир против них ополчился. Вот и возомнили себя великими мучениками. Зато только они знают, как правильно надо жить. Вот только сами не живут так, как поучают других. Взять, к примеру, Дохода. Умный же мужик, а на поверку – олух Царя Небесного! Ну, если уж донесли тебе доброжелатели, что тебя предал ближний твой, так поговори с ним! «Перетри» тему, так сказать. Так нет! Сразу в позу! Никак не дойдет до Лёньки, в чем смысл жизни. Будто фамилию свою оправдывает – Недоходов. Может для этого и погоняло дали, как бы в противовес – глядишь когда-нибудь и дойдет. Приходил он ко мне ранней весной. Все на жизнь жаловался. Тебя не забыл помянуть. А ведь в череде его жизненных событий факт позорного исключение из школы – это всего лишь одно маленькое звено. А он все свои беды только к нему и сводит. Неразумно это, да и опасно. Можно в такое болото угодить, что и не выберешься. Вот его и тормознули по-взрослому. Так что твои кикиморы и гады – это еще не самый болезненный вариант. А ты, небось, знаешь, почему он на тебя окрысился?

– Знаю, – выдохнул я и почувствовал, как заныло под ложечкой.

Лицо стало мокрым от пота. Как будто я сижу на верхней лавке в парной, а какой-то шутник плеснул ушат воды на раскаленные камни и запер дверь.

– Конечно же, я виноват. Мне нужно было сразу с ним поговорить, – мой голос доносился как будто со стороны. – Я ж узнал об этой подставе пять лет назад, когда мы встречались с нашими. Сеня Пуртев мне все и рассказал. Я тогда здорово оправдывался. А нужно было сразу разыскать Дохода и все разрулить. Может, и не случилось бы всего этого.

– Отпускаются тебе грехи, – серьезно сказал Саечкин и положил руку на мое плечо. – Считай, что я принял твою исповедь.

А мне сразу стало легче. И было удивительно от того, что прощение хоть одним человеком, настолько освобождает душу от терзаний.

– Только не натягивай на себя лишнего, – посоветовал он. – Все, что произошло с Леонидом, касается каждого из нас. Правда, мы пока еще не знаем, кого и как конкретно. Потому что еще не открыта причина всего происходящего. Поэтому и не можем до конца определить меру своей ответственности. Но все обязательно разрешится, и довольно скоро. Не зря ведь Господь собрал нас всех в одной ситуации. И чтобы ты знал: непосильно быть ответственным за все дела остальных. Раздавит…

Потом я рассказал Батону о последних находках по Лёнькиному делу. О спичечных коробках, о непонятной слежке и о своем новом помощнике. А еще о том, что теперь у меня есть своя «штаб-квартира» с прикрытием.

– «Топтуны» и штаб-квартиры у нас тоже имеются, – усмехаясь, сказал Батон. – Не думай, что я только молюсь и сижу, сложив руки. Сказал же, что скоро все выяснится. А может, слежки-то никакой и нет?

– Может, и нет, – согласился я и почувствовал, как опять заныло под ложечкой.

Мы уже подъезжали к дому Костюченко. На улице, застроенной добротными частными домами, царила горестная тишина, которая только усиливалась молчаливым присутствием множества людей. У ворот дома, который я сразу же узнал, были припаркованы машина скорой помощи, милицейский УАЗ и несколько легковушек. С обеих сторон улицы на тротуарах собирались небольшими группами жители поселка. Во дворе тоже было многолюдно. Нам навстречу вышел подтянутый, смуглый капитан милиции и сразу бросился в объятия Саечкина.