Сергей Качуренко - Седьмой флот

– Ну, как же это, дядя Саша?! – только и успел сказать капитан. Он навзрыд по-детски заплакал, уткнувшись лицом в рясу священника.

Я понял, что это Андрей, сын Костюченко. Потом мы зашли в дом, и меня сразу же накрыло волной тягостной прострации. Я автоматически высказывал стандартные слова соболезнования и поддержки родителям Славы, а сам только и думал о том, как поскорее выбраться на улицу. Хоть там и жарко, но нет этого гнетущего невидимого «покрывала», сотканного из горя и боли от невосполнимой утраты.

Жена Славика пыталась держаться, и говорила спокойно, но с внутренним надрывом. Сказала, что помнит меня и рада видеть, а потом обессиленно разрыдалась, уткнувшись лицом в грудь Батона. Дальше я уже смутно воспринимал все происходящее.

Начал приходить в себя после того, как попрощавшись с родными Костюченко, мы вышли во двор. Там встретились с Пуртевым и Молодязевым. Потом один за другим стали подъезжать наши бывшие однокурсники. Мы обнимались, с трудом сдерживая слезы. Кто-то сильно изменился за эти годы, а кого-то можно было узнать сразу. Кто-то по-дружески переговаривался с Батоном, а кто-то, сдержанно поздоровавшись, держался на расстоянии. К сожалению, кардинальная перемена мировоззрения одного человека воспринимается его окружением как отход от привычных устоев или даже как измена общепринятым принципам. Такие «белые вороны» часто выпадают из категории «своих». А к чужакам всегда отношение скептическое и настороженное.

Не смотря ни на что, в монастырский микроавтобус затолкалось человек десять. И, учитывая обстоятельства, многие возжелали помянуть Костюченко, а заодно и отметить нашу встречу. Выгрузилась ватага в центре города, недалеко от Соборки, а Саечкин, извинившись, уехал в свою обитель.

После долгих споров мы, наконец, решили, где лучше всего организовать застолье и провести остаток дня. А уже через полчаса компания расположилась в небольшом прохладном зале уютного ресторанчика недалеко от Сабанеева моста. Усевшись рядом с Молодязевым, я ощутил, насколько проголодался и как молниеносно пролетел этот волнительный день.

Правда, до ресторана дошли не все. Один откололся сразу еще на Соборке, сославшись на занятость. Двое других откланялись по дороге, получив какие-то экстренные сообщения на свои мобильники. А после того, как уже в ресторане помянули Славика, нашу компанию покинули еще двое. В итоге нас осталось пятеро. Кроме Молодязева и сидевшего напротив меня Сени-летописца остались поддержать застолье еще два коренных одессита.

Рядом с Пуртевым расположился Шура Самчуков по прозвищу Профессор. Неправдоподобно худой и сутулый дядечка в больших роговых очках, в костюме и при галстуке, действительно похожий на почтенного научного деятеля. Но Александр Сергеевич Самчуков был наделен не только профессорской внешностью. Он и, по сути, был настоящим профессором. Только профессором в области разработок витиеватых и многоходовых оперативных комбинаций. Аналитик и тактик высочайшего уровня. Данное обстоятельство позволило ему всего через пару лет после окончания школы милиции приобрести известность и авторитет среди всего оперативного состава Одессы и области. Самчуков до сих пор служил в областном аппарате управления сыска. Только никто не знал ни его должности, ни звания, а на мой вопрос об этом Шура загадочно улыбнулся и, отмахнувшись, сказал: «Оно тебе надо?».

Между худосочным Профессором и тучноватым Молодязевым восседал Витя с редкой для советского милиционера фамилией Зимбер. Ну, действительно звучит как-то непривычно: «Товарищ полковник Зимбер». Глядя на него я думал, что если бы в советское время творчество Булгакова было более доступно, то еще в школе милиции Витя, наверное, получил бы «погоняло» Швондер. Но не из-за схожести их характеров, а по созвучию фамилий. Тем более что внешне он напоминал знаменитого одесского юмориста Семена Карцева, который, кстати, сыграл роль Швондера в моем любимом фильме «Собачье сердце».

Витя появился на свет где-то под Одессой и рос в семье местного участкового. Наверное, именно тогда он уже взял в руки милицейский жезл. Потому и проработал всю жизнь в ГАИ. Сейчас господин Зимбер возглавлял известную в Одессе юридическую фирму. Но это была лишь видимая часть «айсберга». Неофициально Виктор Петрович обладал способностью решать любые вопросы, связанные с одесским автомобильным рынком и не только. Говоря о таких людях, одесситы уважительно восклицают: «Ну, сааэршенно багатый человек!»

С Пуртевым мы виделись и общались чаще, чем с другими. Сеня всегда был молчуном, любил читать и отдавал предпочтение журналистике. Еще в курсантские годы он славился своими рефератами по криминологии и правоведению.

– Вот что, мужики! – прервал затянувшееся ковыряние в тарелках молчун Пуртев. – Я не хотел при всех говорить. Будто чувствовал, что большому «хуралу» эта информация ни к чему. В общем, ждал, когда останутся проверенные бойцы из нашего взвода. Так и получилось…

– Ну, не томи, оратор! – проворчал жующий Зимбер.

– Короче, месяц назад у себя дома в Скадовске умер наш взводный Володя Вишенцев. Вечером заснул, а утром не проснулся. Говорят, сердце.

– Какая-то черная полоса! – резюмировал, поправляя очки Самчуков.

– Я сегодня, как только узнал, сразу же выложил на сайт сообщение о гибели Костюченко, – продолжал Пуртев. – Начали приходить отзывы, соболезнования, а среди них оказалось и сообщение о смерти Вишенцева. Вот только не знаю, кто его прислал. Обратный электронный адрес оказался одноразовым.

Наступила тишина. Такая себе пауза, напоминавшая немую сцену из гоголевского «Ревизора». Помолчав, Пуртев продолжил:

– Если вспомнить любимое выражение нашего начальника курса о том, что рыба начинает портиться с головы, то получается, что вся эта свистопляска началась именно с командира взвода. Ведь по хронологии событий Вишенцев первым покинул этот мир. Понимаете, о чем я?!

– Ты что, намекаешь на серию? – спросил Самчуков. – Сам же сказал, что сердце. Хотя? Я ведь знаю о спичечных коробках. Думаю, что Доход и Костюченко были как-то связаны между собой. Надо Лёньку потрясти. А смерть Вишенцева, как по мне, простое совпадение.

– Ну, конечно! – картинно развел руками Пуртев. – Костюченко и Недоходов – потенциальные компаньоны! Да что их могло связывать, Шура?! Где Славик, а где Доход? Они и виделись-то последний раз лет десять назад.

– Согласен, – вступил я в разговор. – По-моему здесь дело в другом. И у нас нет пока оснований связывать одесские убийства со смертью Вишенцева. Но проверить не помешает. Нужно кому-то поехать в Скадовск и на месте все уточнить.

– Кстати о серии, – Молодязев слегка наклонился вперед, переходя на полушепот. – Следователь сегодня изъял спичечный коробок в квартире Дохода. А мы то думали, что Лёнька просто сбрендил по пьяни! Так вот, коробок точно такой же, как и тот, что нашли у Костюченко. С олимпийским мишкой.