Александр Аннин - Храм Соломона

А на песчаном бережку, на пологом, притулился древний монастырек заштатный, позабытый церковными и светскими властями.

Обитель преподобного Никандра, именуемого, согласно названию реки, Пуштским, давно уж не слыхала колокольного звона, раскатов дьяконского баса и нестройного пения черноризцев. Только истеричные выкрики современных «блаженных» да «юродивых», матюги нетрезвых санитаров да изредка – отчаянные оправдания невесть как забредших сюда туристов.

Родственники постояльцев Никандровского дома скорби сюда не допускались, да и не было ни у кого из пациентов никаких родственников – так, во всяком случае, значилось в личных делах и медицинских картах душевнобольных. В том смысле, что, скорее всего, дело обстояло так: с точки зрения самих сидельцев, родичи у них таки были. А вот для родичей спецпациентов… Для них этих «бывших людей» уже не существовало – ни в списках, ни физически. Все они официально были переведены в разряд умерших в определенное для каждого время.

Тимофей Ильич вглядывался в лобовое стекло такси, ковылявшего по истертой бетонке от погоста к сельцу и от сельца – к заброшенным базам отдыха, полуразрушенным пионерским лагерям… А по большей части вдоль дороги шли сплошные леса – что слева, что справа.

– На рыбалку? – безо всякого интереса спросил таксист, траченный жизнью дядька.

– М-да, – ответил Тимофей Ильич неопределенно, однако внутренне содрогнулся от одного только предположения, что он и впрямь мог бы взять и убить рыбу.

Таксист замялся было, но все же не удержался от вопроса:

– Наверно, трудно вот так-то… С одной рукой? Ну, червя насаживать, рыбу с крючка снимать.

– Приспособился, – буркнул Тимофей Ильич.

– А чо корзинку с собой взяли?

– Ну… Если клева не будет, так хоть грибов наберу.

– Это вряд ли. Грибы сошли уж давно, земля холодная, зимой дышит.

Экипирован Тимофей Ильич был и впрямь как для «тихой охоты»: болотные сапоги, завернутые по колена, выцветшая штормовка, брезентовые штаны. А на голове – пробковый шлем, привезенный когда-то приятелем из служебной командировки в Африку.

Лес расступился, и впереди показалась река.

– Пушта, разлилась после дождей… Не будет вам клева, как пить дать.

Бетонная дорога упиралась в нагромождение металлических ферм: когда-то здесь начали было строить мост, да забросили это дело. Так и провисли сварные конструкции над гладью реки, не дотянувшись даже до середины.

– Приехали, – сказал водитель, выключая счетчик.

Тимофей Ильич отсчитал положенные деньги, выбрался из машины.

– Звоните, как надоест на воду глядеть, я быстро за вами приеду, – водитель протянул седоку свою карточку.

Желтая иномарка развернулась и ушла назад, в город. «Рыбак» подождал, пока такси скроется за далеким поворотом, постоял еще немного для верности.

Вряд ли кто-то появится здесь в ближайшие часы. Ну зачем сюда кому-то ехать, скажите на милость? Даже любителям рыбалки и грибов. Клева и впрямь не предвидится, грибы, может, и есть (Тимофей Ильич недавно видел их на базаре), да только вовсе не обязательно переть за ними в такую даль от областного центра.

Тимофей Ильич двинулся по бетонке – в обратном направлении. Складная удочка, рюкзачок с рыболовными принадлежностями термос торчали из корзины.

Он внимательно вглядывался в придорожные заросли, подступавшие к самой бетонке. Вот, кажется, здесь. Ориентир – сосна, раздвоенная и опаленная молнией.

Тимофей Ильич шагнул к череде плотных кустов, сунул руку в прогал между сырыми ветвями. Нащупал холодную, мокрую труба и с силой толкнул ее.

Замаскированный шлагбаум со скрежетом откатился на колесах, и взору Тимофея Ильича предстала еще одна дорога, асфальтированная, ведущая в лес.

Он вернул заграждение на место и зашагал по сумрачной аллее, вдыхая стылый осенний воздух.

По туманной просеке, уходившей направо, к лесному озеру, шел ему навстречу потешный мужичок в довоенном картузе, замызганном пиджаке без пуговиц и штанах, подпоясанных веревкой. Ширинка у мужичка была расстегнута, но не потому, что был он опустившимся неряхой, а по той простой причине, что брючки его не имели ни молнии, ни застежек. Взгляд у мужичка был осознанный, степенный.

– Угостите закурить, уважаемый, – обратился он к Тимофею Ильичу с поклоном. – А то на бетонке весь день простоишь, пока проедет кто-нибудь…

Тимофей Ильич протянул мятую пачку, «стрелок» вышелушил из нее сигарету.

– Мерси. Вчера утром полы во всех палатах помыл, так Люська-санитарка только две «бациллы» и дала. А тут ведь одна радость – затянуться…

«Не признал меня Удав, а, может, прикидывается, – подумал Тимофей Ильич отстраненно. – И как это ему веревкой разрешают подвязываться?»

Лет тридцать назад Удава несколько раз вынимали из петли, пока, наконец, не определили в Никандровскую психушку. А вешался он столь упорно и надоедливо потому, что, будучи стрелочником, от скуки или просто по пьянке пустил лоб в лоб две электрички. Тоже – забава…

Тимофей Ильич, распрощавшись с висельником, брел дальше. Вот и просвет между деревьями, а за ним – речной простор… На гнилых мостках баба полощет белье, напевает:

– Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягодку – я одна…

И никакого тебе забора вокруг спецпдурдома, только местами высятся остатки монастырской ограды. Куда отсюда бежать? К кому? Зачем? А те, у кого оставались связи с внешним миром или те, кто каким-то образом обнаруживал стремление к свободе, надежно содержались под замком.

По реке стелется тонкий туман, голос бабы тонет в нем, будто в киселе. Вот на бережку здание кубическое, из полуосыпавшегося кирпича, старинной кладки, над зданием – куполок зелененький, церковный, только без креста. И аршинная вывеска: «БАНЯ». Поодаль – двухэтажный братский корпус бывшей строгой обители, теперь тут – палаты для душевнобольных.

– Капитан! Капитан!

Кто-то взывал о помощи, крик приближался. Тимофей Ильич обернулся и отшатнулся в испуге: прямо на него, размахивая большущим деревянным молотком, набегал странный субъект в длиннополой черной сутане и с картонной черной судейской шапочкой на голове. Длинные кисточки, будто пейсы, мотались на ветру.

За субъектом едва поспевал отъевшийся санитар.

Тимофей Ильич вгляделся, перевел дух с облегчением:

– А, это вы, Магистр… Доброе утро.

– Здравствуйте, капитан, – отдуваясь, затараторил Магистр. – У меня для вас сообщение вселенской важности. Передайте вашим в КГБ…

– Я не служу в КГБ, – выставил вперед ладони Тимофей Ильич, как бы отстраняясь не только от бывшего соседа по палате, но и от всего своего прошлого. – Нет больше КГБ.

– Так вот, товарищ капитан, – продолжал, глотая слова, возбужденный Магистр, будто и не слышал собеседника; санитар меж тем за спиной «длиннополого» подавал Тимофею Ильичу отчаянные знаки – мол, не спорьте, он и так на грани психоза.