Андрей Кокоулин - Неизлечимый детектив

Покраснев, девушка снова принялась изучать белизну обода с капелькой жира на кромке.

Я заметил вдруг, что они очень похожи. Возможно, отец и дочь. Скулы, овал подбородка. Определенно, близкие родственники.

Третьим соседом Родерика был мужчина лет сорока, усатый, по-военному стриженный, в мундире капитана королевской артиллерии. Правую щеку его пересекал длинный шрам, оттягивая вниз уголок рта. Сидел он прямо, неподвижно, с выражением тупого безразличия на обветренном, грубом лице. Его вилка была вызывающе воткнута в кусок мяса. Было видно, он бы давно расправился с обедом, но вынужден соблюдать субординацию.

Впрочем, подумалось мне, судя по раздраженно шевелящимся усам, субординация скоро пойдет к черту.

С моей стороны – через пустой стул – прокручивала в тонких пальчиках бокал женщина лет двадцати пяти. Похоже, скучала. Именно она жестом пригласила меня к столу.

Синяя юбка. Жемчужно-серый жакет с фестонами по рукаву. Белая блуза с вырезом. Черные волосы зачесаны назад.

В ушах – серьги. На пальце – кольцо. Нитка жемчуга в два ряда охватывает шею.

Накрашенные губы ее были слегка изогнуты, но я не осмелился бы назвать этот изгиб улыбкой. Скорее, чудилась в нем какая-то защитная реакция.

Да тут клубок змей! – чуть не выдохнул я вслух, поймав брошенный в ее сторону короткий, исподтишка, взгляд артиллериста.

В нем сквозила такая ненависть, что я невольно передернул плечами. Она отказала ему? Или здесь нечто иное?

Может, семейное?

Последний сидящий был мне не виден. Чуть наклонившись, я заметил женский профиль с завитой прической и сложенные в «замок» тонкие пальцы.

Вроде бы горчичного цвета, судя по рукавам, платье.

Роняя на пол косую тень оконного переплета, сверкнуло небо.

– М-да, – произнес вдруг мужчина в жилете.

На слух в этом «м-да» было едкое разочарование отсутствием хозяина.

Гарпаст потеребил салфетку, погляделся в отражение столового ножа и на жаркое. Где-то, в другом помещении, грянули часы.

Гул разнесся по дому.

– Семь, – констатировал артиллерист.

– Оливер, – словно ожив, обратилась к старому слуге моя – через стул – соседка, – вы не могли бы поторопить Монти?

Ни от меня, ни, думаю, от Родерика не укрылось, как озадаченно посмотрел на нее старик и как слегка качнул головой «жилетный».

Похоже, голос ее был здесь ничтожен.

Наверное, в поместье она недавно. А вот в каком качестве? Сидящие со стороны моего друга обитатели дома явно находятся к ней в оппозиции.

Но – Монти? Она сказала «Монти». Может быть, молодая жена хозяина? Главы семьи?

Я кашлянул.

– Такой дождь, – сказал я. – Мы ехали…

– Беседа перед едой, – выразительно глянув, перебил меня «жилетный», – портит аппетит.

Артиллерист усмехнулся. Девушка, гипнотизирующая тарелку, вздрогнула.

– Отчего же? – развернулась в пику «жилетному» ко мне соседка. – Мне как раз интересно послушать.

У нее были большие светло-зеленые глаза и вообще очень приятное лицо. Правда, оно казалось осунувшимся и напряженным.

– Итак, вы ехали…

– Да, – кивнул я, – мы сошли в Биконсфилде. Там была история…

– Оливер, будь добр, – повысив голос, произнес «жилетный», – сходи-ка, действительно, к Монтгомери. Узнай, скоро ли он спустится.

– Да, сэр.

Слуга, повернувшись, поспешил исполнить указание.

Улыбка моей собеседницы на мгновение погасла, но она быстро с собой справилась.

– Так что за история?

– Анна!

«Жилетный», не удержавшись, хлопнул по столу ладонью. Соусница, подпрыгнув, плеснула желтым.

– Дьявол!

Он встал. С грохотом отлетел стул. Соус, оказалось, испачкал бок рубашки.

Белея лицом и передником, выбежала из угла горничная, девчонка лет семнадцати, моложе, чем мне увиделось поначалу, сунулась к нему с полотенцем.

– Позвольте, сэр.

– Да ладно, – «жилетный» в раздражении разрешил ей не больше, чем торопливо промокнуть ткань, – потом.

Взмахнув рукой, он сел снова.

Горничная убрала соусницу, подтерев лужицу на столе.

Дождевой заряд омыл окно.

От громового раската задребезжали стекла и закачались свечные фитили.

– Вот это славно, – жмурясь, обронил артиллерист, которому, видимо, вспомнилась пушечная канонада.

Мой друг Гарпаст в это время, не обращая внимания ни на грозу, ни на происходящее за столом, медленно, но неуклонно опускался лбом на жаркое.

О, Бог мой! Почему? Почему Родерик выбрал самое неподходящее время, чтобы отрешиться от бренности и суетности мирской?

Я слегка сполз на стуле вниз и под столом наугад пнул его по ноге.

Как ни странно, вскрикнул не Родерик, вскрикнул «жилетный». Глаза его округлились.

– Что-о?

– Прошу прощения, сэр, – пробормотал я.

– Вы! Вы стукнули меня по ноге!

– Я промахнулся.

– Что? Аккурат в косточку!

– Я не хотел, – сказал я, чувствуя, что привлек всеобщее внимание. – Просто мой друг…

– Что – ваш друг?

«Жилетный» словно впервые посмотрел на Родерика. До столкновения с жарким оставалось дюйма три, не больше.

– Ваш друг заснул? – удивленно спросил «жилетный». – Или болен?

Я заметил, как перекрестилась Анна.

– Видите ли… – сказал я.

И, развернув носок, пнул вторично.

На сей раз попал удачно. Гарпаст вскинулся, таращась.

– Нет-нет, я вовсе не болен, – затараторил он. – Просто изучал способ прожарки. Я более чем уверен, что это мясо готовилось на вертеле.

Родерик закрутил головой, обегая собравшихся невинными глазами. Я вздохнул. Анна одарила его натянутой улыбкой.

– Ваш друг пнул меня, – проворчал, успокаиваясь, «жилетный».

– Ничего страшного, сэр, – наклонился к нему Гарпаст, – он и меня тоже пнул. Это очень несдержанный молодой человек. Простим его?

– Как хотите.

– Да где этот Оливер? – грянул артиллерийский капитан. Потом пошевелил усами. – В конце концов, мы можем начать и без отца. Холодное мясо становится как сапожная подошва. Полюбуйтесь, – он поднял обжаренный кусок на вилке, – все, уже невозможно есть.

Сын, подумал я.

Наверху, получается, отец. «Жилетный», наверное, брат. С дочерью. Анна – жена и мачеха.

Молодая. Ненавидимая.

Неясной для меня осталась только женщина, сидящая за Анной. Кто она? Что она? Какое-то молчаливое существо.

И все же – от что значит тесное общение с выдающимся детективом! Не прошло и десяти минут, а я уже могу сказать, кто кому кем приходится.

Мало того, могу даже представить, кто к кому какие чувства испытывает. С любовью, конечно, эти чувства сходство имеют весьма отдаленное.

Нет, я мастер!

Я даже приосанился, свысока оглядывая общество. Хранят свои секреты, хранят, а для внимательного человека все они – как на ладони.

Родерик вздохнул, с тоской взирая на нетронутый обед.