Виктор Зорин - Стилет с головой змеи. Петербургские детективы

Генрих с ужасом взирал на свою рану, сочившуюся кровью, и вывалившиеся из распоротого живота внутренности, и стонал от ужасной боли. Он присел на стул, но не удержался и тут же упал на пол. Однако он успел увидеть, как два его телохранителя пронзили шпагами монаха―убийцу, так и не добежавшего до дверей.

Генриха бережно отнесли на кровать, и королевские лекари зашили ему живот. Но проклятие делало своё дело. Той же ночью в муках король скончался, объявив наследником трона Франции Генриха Наваррского.

Так стилет с головой змеи стал орудием папского проклятья.

Новый владелец стилета барон Феликс Лесков отказывается публично демонстрировать оружие баснословной исторической и художественной ценности».

Оказывается, мой скучный дядюшка Феликс способен меня поразить. Я поймал себя на том, что стою, как вкопанный, у Александрийского столпа. Этому репортёру далеко до графа Толстого, но писать жуткие истории, как Эдгар По, он горазд.

Порыв ветра тащил по мостовой какую-то бумажку, и я отправился вслед за ней по направлению к Александровскому садику, засунув газету в карман сюртука. Впечатлённый только что прочитанной статьёй, я размышлял, отразилась ли «баснословная ценность оружия» на состоянии дядюшки или нет. Несложно догадаться, что такую драгоценную вещь я никогда не получу в наследство.

Для молодости нет неразрешимых проблем, поэтому мне подумалось, что в скором времени я узнаю, чем мне грозит «игрушка барона Лескова». У фонтана, обдававшего гуляющих свежестью, как всегда толпились барышни, дети с боннами, и играл военный оркестр. Я взял темп трогательного военного марша и довольно быстро добрался до Сенатской площади. Вдоль Адмиралтейского бульвара, как вы знаете, стоят киоски, торгующие пряниками, молоком и лимонадом. Там я и заприметил милую цветочницу.

Должен сознаться, что я профессионально хожу в гости. Денег для житья в столице, как правило, не хватает, поэтому расширяя свои знакомства, можно и вкусно поесть, и порадовать окружающих умением танцевать, играть на гитаре или составить партию в бридж. Два главных правила гостя: приятно выглядеть и приятно пахнуть. Со вторым правилом я блестяще справился у Поля Дайена. Первое правило обязывало меня купить цветок в петлицу и почистить обувь. Туфли мне начистил до солнечных зайчиков один старик с малороссийскими унылыми усами, сидящий недалеко от фонтана. А из многочисленных цветочниц я всегда стараюсь выбирать самую симпатичную.

– Откуда ты, прекрасное дитя? ― спросил я юную особу.

– Не шутите, барин, ― улыбнулась она, опуская глаза, но не забывая постреливать ими исподтишка.

– Дай-ка мне анютиных глазок в петлицу. Тебя не Анюта зовут?..

– Конечно нет, барин. Я – Варвара, ― и она приподнялась на цыпочки, чтобы вставить мне цветок в петлицу.

О, как мне дороги такие мгновения! Я чувствовал тепло девичьего тела и запах цветов. Кажется, я дал ей даже больше денег, чем следовало…

Когда я стану богат и независим, прихожая в моём доме будет не меньше, чем у дяди Феликса. В доме Лесковых меня встретил Ерофей, дворецкий Лесковых. Он почтительно поприветствовал меня так, что его рыжие бакенбарды, похожие на клыки моржа, упёрлись в парадную ливрею.

Елизавета Кондратьевна любит иностранные слова, и посему прихожая зовётся по-английски «холл». Дядюшкина жена любовно обустроила холл огромным зеркалом, лосиными рогами, вместо вешалок в гардеробе, двумя кадками с небольшими деревьями и плетёными корзинами для зонтов и тростей. Я вставил свой любимый зонтик в одну из корзин, туда же засунул газету с шедевром пера и повесил котелок на чей-то бывший рог.

Почти сразу появилась хозяйка – дама, приятная во всех отношениях. Её рыжие волосы, собранные в высокую причёску, притягивали взгляд. Что-то детское в открытом, улыбающемся лице делало её моложе своих двадцати шести лет. Сегодня она была в пышном лиловом платье с оборками, большим бантом на турнюре и аппетитным декольте. Я всегда с удовольствием смотрю на неё и думаю, что в этом браке дядюшка не промахнулся. Она проворковала слова приветствия, дала мне поцеловать ручку и, когда я наклонился, громко прошептала:

– Феликс привёз стилет, которым убили Генриха Французского!

Я выпрямился: она смотрела на меня круглыми глазами, сияя восторженной улыбкой.

– О! ― вымолвил я, вложив в эту букву изумление и радость. Я не мог лишить свою тётю удовольствия поразить меня до потери речи. Она насладилась произведённым эффектом и повела меня в гостиную, шурша юбками и оставляя за собой аромат жасмина.

Чтобы гости ненароком не заскучали, Елизавета Кондратьевна старается придерживаться плана даже в мелочах. В этом они схожи с дядей Феликсом с той только разницей, что дядя планирует доходы, а жена его – развлечения и расходы. Порядок дня был таков: сперва обед порадует гостей и домашних, а дядюшка в застольной речи расскажет о своём сокровище―стилете. Затем реликвия будет продемонстрирована публике. В заключение члены семьи узнают, что Феликс Петрович задумал оставить им в завещании, переговорив с каждым лично в своём кабинете.

Хотя я нисколько не опоздал, веселье было в полном разгаре. Желая придать благородному собранию домашние черты, Елизавета Кондратьевна исключила из плана торжественные выходы камердинера Ерофея с патетически произнесёнными званиями гостей, вроде «Женераль Тюфяков с супругою и детьми!» и тому подобное. Мы вошли в гостиную, и она тут же оставила меня, приободрив словами, что я уже взрослый мальчик.

Я не стал спорить и направился к парочке, сидящей у рояля. За инструментом сидела моя кузина Ирина и что-то рассеянно играла. Рядом с ней пытался сыпать комплиментами Егор Федотыч Кудасов – крупный чиновник полиции. Этому странному знакомству наша семья была обязана дядюшке Феликсу, который считал, что состоятельному человеку полезно иметь в друзьях кого-то из полицейского управления. Егор Федотыч умел вести себя в обществе, но я всегда считал его себе на уме. Ирина была чем-то сильно расстроена, ― я заметил это по сосредоточенному взгляду и слегка невежливому игнорированию комплиментов Кудасова. Она улыбнулась мне на мгновение, но не прекратила играть. Я уж было думал, что она играет пьесу под названием «Чижик-пыжик заболел», однако на пюпитре стояли ноты «Польки-пиццикато» Штрауса.

Егор Федотыч горячо пожал мне руку, улыбаясь в пышные усы. Все знали, что усы Кудасова – предмет его гордости: такие же пышные, как у Бисмарка, но завитые по-русски колечками. Кажется, равнодушие Ирины его ничуть не обескуражило. Я подозреваю, что под крылом рояля он пытался избежать общения со своей женой.