Виктор Зорин - Стилет с головой змеи. Петербургские детективы

У окна стояли мой кузен Игорь и супруга полицейского чиновника – Амалия Борисовна. Это была замечательная в своём роде женщина. Женщина―настроение. Если она приходила на «дивертисмент», как говорит Екатерина Кондратьевна, или – попросту – для развлечения, вся энергия её была направлена на то, чтобы получить удовольствие. Она лучилась улыбками и смеялась по поводу и без. Видел я её и в день похорон первой дядиной жены: это было воплощение скорби. Её рыдания стали фоном для всего печального действа. Сегодня её радость обрушилась на Игоря, поскольку благоразумный муж сбежал к Ирине и к роялю. Мы знали, что Егор Федотыч взял в жёны Амалию Борисовну не за красивые глаза: глаза у неё были чуть навыкате, рот и зубы – крупноваты, фигура отсутствовала, но было неоспоримое достоинство – приданое. В наш век довольно часто достоинство это важнее любви.

Кузен терпел восторг собеседницы только из-за хорошего воспитания, но и оно быстро сдавало позиции под натиском госпожи Кудасовой. Игорь смотрел в окно, боясь встречаться глазами с Амалией Борисовной. Заметив моё появление, он обрадовался возможности спихнуть на меня весёлую гостью.

– Мой бедный брат Михаил! ― подтолкнул он меня навстречу Амалии Борисовне, продолжая трясти мою руку, чтоб я ненароком не сбежал. Вообще-то, кузен Игорь – неплохой человек, но, встречая меня, он сыплет колкостями и шутками в мой адрес. Я не даю себя в обиду, однако братское, как он полагает, подтрунивание уже вошло в его привычку. ― Давно ли мы видели его вот таким? ― показал он полметра от пола.

Я видел, что Амалия Борисовна уже готова излить свою радость на меня и, галантно кланяясь, парировал:

– Да, я немного вырос с нашей последней встречи. Прошу извинить: я должен поздороваться с гостями, ― и оставил Игоря наедине с судьбой.

Правда и он не терялся, и с криком: «Ирина, сыграй же наконец мазурку, а не похоронный марш!» бросил свою даму и проворно спрятался за рояль, перебирая ноты. Амалия Борисовна, решив, что веселье набирает градус, устремилась за ним.

На красной оттоманке с кривыми барочными ножками я застал лучшую подругу Елизаветы Кондратьевны ― mademoiselle Кати Бенуа. Кати – давняя знакомая семьи Лесковых. Ей оказывал покровительство в делах сам Феликс Петрович, который, насколько я знаю, предпочитает вести дела с мужчинами. М―lle Бенуа возглавляет модный дом «Брюссель», весьма популярный среди петербургского света, особенно среди состоятельных дам. А начинала она свою головокружительную карьеру простой модисткой.

Кати всегда ярко и модно одета. Не секрет, что таким образом она рекламирует наряды своего модного дома. Сегодня на ней было алое шёлковое платье с белыми фестонами и весьма нарочитым турнюром, а белый волнистый воротничок многозначительно уходил в глубокое декольте. Даже втайне завидовавшие дамы признавали, что Кати Бенуа, не обладая совершенной внешностью, обладает тайной женственности. Мужская половина света была с этим согласна, и я в их числе.

Я поцеловал Кати руку, а она заглянула мне в душу своими карими глазами.

– Любезная Кати, цвет вашего платья напоминает мне весенний восход! ― тут надо отметить, что наша законодательница мод запрещает называть себя по имени―отчеству.

Она ответила мне глубоким контральто:

– Вы были бы великолепны, Мишель, если б не разбрасывались комплиментами. Впрочем, барышням только этого и надо.

Вот так она поставила меня на место. Интересно, отчего она не выходит замуж? Ищет ли мужа по уму или по деньгам? Правда и у m―lle Бенуа был недостаток: неблагородное происхождение. Я знаю, что в наше время на это смотрят не так уж строго, и даже графы иногда ухитряются связать свою жизнь с балериной. Но предрассудки ещё никто не отменял: многие браки расстроились из-за протеста родных.

Завидное общество этой дамы с удовольствием разделял уже знакомый мне Иван Сергеевич Веригин. Этот крупный, полный мужчина из-за своих усов и круглого лица напоминал мне известный портрет Бальзака. Не знаю, насколько был деятелен Бальзак, но Веригин славился неторопливостью и основательностью. С дядей Феликсом он сошёлся потому, что занимался коллекционированием холодного оружия. Дядя, что ни говори, был новичком в этом деле. В его коллекции было штук шесть стилетов, но большой ценности они, в сравнении с коллекцией Веригина, не представляли. Другое дело – стилет, которым был убит Генрих III. Тут дядя обскакал Ивана Сергеевича: подобной редкости у него никогда не было.

Веригин встал и душевно сжал мне руку обеими руками. При этом он так тепло улыбался, что сходство с добрым Бальзаком было необыкновенное. Сегодня все так были рады моему приходу, что я стал побаиваться, не кроется ли здесь подвох. Предчувствия меня не обманули.

Моя вторая тётя, без сомнения, знала, как добавить оживления в раут. Она с хитрой улыбкой подплыла ко мне и легонько потащила за локоть:

– Пойдёмте, Мишель, я представлю вас замечательному знатоку древностей.

Только при встрече я понял, какого она ожидала эффекта, и отчего некоторые гости улыбались, поглядывая на нас.

Елизавета Кондратьевна подвела меня к высокому, крепко сбитому лощёному господину. На вид ему было лет тридцать, но я мог и ошибиться: рассекающая бороду вертикальная полоска седины делала его старше своих лет. Коварные улыбки доброхотов сейчас же стали мне понятны: в петлице его смокинга красовался цветок анютиных глазок. Точно такого сине―жёлтого колера, как и в петлице моего костюма.

– Михаил Иванович Гальский – племянник Феликса Петровича. ― Тётя наслаждалась ситуацией.

Я поклонился, тщетно придумывая выход из конфуза.

– Лев Николаевич Измайлов ― наш хороший знакомый, интересующийся редким оружием, и обладатель дюжины талантов. ― Господин, ничуть не смущаясь, поклонился в ответ и улыбнулся.

Лиса Елизавета испытующе разглядывала нас обоих.

Я решил брать быка за рога, а затем спросить быка, как он себя чувствует:

– Похоже, что нас околдовала одна и та же цветочница…

Он ответил мне широкой улыбкой, отчего у глаз появились лучики―морщины:

– Похоже, что мы оба в ордене поклонников анютиных глазок. Мне кажется, что в нашей Анюте есть что-то от Дульсинеи.

– Чудесно, господа! ― Елизавета похлопала нам, невзначай продемонстрировав собравшимся изящные руки в длинных лиловых перчатках. ― А теперь: прошу всех в столовую! Прошу―прошу!.. ― приговаривала она, маня гостей высоко поднятой рукой.

Дядя Феликс со своей молодой женой замыслили этот обед, как триумф. И, надо признать, им это удалось. Хозяин дома встречал благодарную публику во главе стола. Гости радушно здоровались с ним, он что-то отвечал, но было ясно, что всё внимание присутствующих занимает футляр из красного дерева, лежащий по правую руку от триумфатора.