Владислав Вишневский - Аллегро

Кислая ситуация образовалось, как кружка с пивом на полдороге.

– Здравия-жела-товарищ-старший-прапорщик! – поворачиваясь на встречу, почти бодро отвечают музыканты.

– А-а, Кобзев, опять новый анекдот, да? – в повисшей тишине, с укоризной в голосе, угадывает старшина.

– Ага, совсем новый, про Путина, това…

– Стоп-стоп! Ты что, Кобзев, совсем уже оху… того, что ли?.. – чуть даже пригибаясь, то ли от удивления, то ли от опаски, обрывая, машет руками явно рассерженный уже старшина. – Кончай тут, понимаешь… Тем более про Путина. Дубина-то быстро по башке прилетит… причем всем ведь прилетит. Даже в сортире! Слыхали, да? Нашли понимаешь, про кого рассказывать. Ну, народ, ну, страна, ну ничего не боятся. Совсем обнаглели. Это вам не про Чапаева с Брежневым, понимаешь, или про Ельцина какого… Другие времена. Быстро по башке-то настучат… Мама, не успеешь сказать. Готовьтесь, вон, лучше к занятиям…

Кобзев обескуражен, пожимает плечами.

– Так я ж не олигарх, тов…

– Был бы олигарх, Кобзев, – на нерве, с высоким убеждением перебивает старшина. – Не жалко б тебя было… Понял, да? Всё, я сказал, кончай трепаться… Готовимся.

Из безмолвной «массовки» доносится чей-то недоуменный вопрос:

– А про кого тогда можно, товарищ старший прапорщик?

Старшина с готовностью сообщает:

– Ни про кого! Только, может, про евреев если. Про Березовского, например, с Абрамовичем… Они ж, слава Богу, не президенты страны, правильно? Да и не станут ими никогда, значит, про них и можно. Или… лучше всего про чукчу… Это вообще для здоровья безопасно. Только без намеков на… И никаких больше Вовочек… при мне! Понятно, нет? Так, вот! Всё, кончаем базар, кончаем, я сказал. Заниматься, заниматься… Всем заниматься.

Утухнув, обескуражено переглядываясь, музыканты с неудовольствием расходятся. Не вовремя старшина пришёл или Кобзев поздно, читается на лицах… Одно из двух… Значит, про чукчу и про евреев можно. Ага! Ладно.

В оркестровке возникает легкая музыкальная какофония. Не сказать, чтоб уж очень нервная – обычная какофония, как в понедельник… и другие какие дни.

Старшина оркестра тоже достает свой инструмент, как и все готовится к занятиям: разминает губы, кривит, их плющит, растягивает, как дама перед зеркалом, при этом косит взглядом на дверь. Ждет.

8.59.

В комнату быстро входит руководитель оркестра подполковник Запорожец, предпенсионного возраста офицер, холеного вида, с замашками строевика.

Старшина оркестра успевает отмахнуть музыкантам, те соскакивают в вертикальное положение…

– Ор-рке-естр-р, смир-рна!.. – Громко командует старший прапорщик, и грациозно печатает несколько шагов на встречу дирижеру. – Товарищ подполковник, за время вашего отсутствия в оркестре происшествий не произошло… Старшина оркестра старший прапорщик Хайченко.

Подполковник, выслушав, преувеличенно требовательно оглядывает всех музыкантов, потом здоровается:

– Здравствуйте, товарищи музыканты!

– Здра-жилай-таарищ-под-поковник! – как на «зачет», рубят музыканты.

– Вольно! Садитесь! – разрешает дирижер, снимает фуражку, проходит к своему заместителю, здоровается с ним за руку.

– Что нового?

– Да нет, ничего, – отвечает Хайченко. – В наряд только вот по Округу со следующей недели идем. А так все в порядке.

– Ага, кобыла, значит, околела… – тонко шутит дирижёр. – А в остальном, прекрасная маркиза… Так, да?

Старшина пожимает плечами – он-то при чем!

Подполковник внимательно, как учитель группу двоечников, одного за другим оглядывает подчиненных, расчёсывает при этом свои не очень, скажем, густые волосы. Закончив с укладкой прически, чуть в сторону, шумно продувает расческу, неторопливо обхлопывает поочередно погоны – пылинки, чёрт их бей! – недовольно при этом морщится. Закончив привычный ритуал подготовки к занятиям, потирая руки, проходит, присаживается за свой дирижерский пульт. Музыканты, ухмыляясь одними глазами, наблюдают обычную утреннюю дирижерскую разминку, молчат.

Всё как всегда. А ведь еще только понедельник!..

– Я тут вчера вечером телевизор случайно смотрел… – будто ни к кому не обращаясь, замечает подполковник. – И как обычно на рекламе переключил туда-сюда кнопки… на шестую программу. – Дирижёр на пальцах показал, как он это сделал. Выдержал паузу. Его слушали очень внимательно. Внимательнее важного правительственного сообщения. Понимали – неспроста. – Вдруг вижу… – продолжил офицер. – Да-да!.. Кого бы вы думали? – подполковник закрутил головой, ожидая ответа. Музыканты оркестра, изобразив искреннее любопытство, насторожённо молчали. Грешков, конечно, у всех было предостаточно, но телевизор!..

– Кого? – Не выдержал старшина Хайченко.

– Маргарет Тэтчер, наверное, – осторожно подсказал Кобзев и легализовался. – Да, товарищ подполковник?

– Нет, Кобзев, – с ноткой горечи возражает дирижёр. – Не угадали последнюю букву. Её бы я не заметил. А вот… товарища рядового Смирнова, нашего музыканта, представьте себе, да.

– О-ого!.. – по оркестру прошла волна восторженного удивления.

– Стриптиз наверное там наш срочник пок…

– Мальцев! – не давая договорить, возмущённо обрывает старшина. – И вы туда же… Прекратите здесь паясничать, понимаешь, все… в конце концов.

– Да, Мальцев, – урезонивая, согласился со старшиной дирижёр. – Стриптиз бы может и ничего… Наоборот, он за какое-то профтехучилище на фортепиано играл.

– Как это? Когда это? – подскочил старшина. Глаза у него округлились. – Может ошибка, товарищ подполковник. Я увольнение не давал. Какое ещё профтех…

– И мне тоже интересно, товарищ старшина, узнать, – намеренно равнодушно-рассеянным взглядом глядя на испуганного старшину, холодным тоном перебивает дирижёр, – как это, вдруг, наши срочники свободно занимаются в городе концертной деятельностью, понимаешь. В нарушение устава, а!

– Этого не может быть, товарищ подполковник, это ошибка, – не на шутку взволновался старшина. – Это совпадение. А какая программа?..

– Си Эн Эн, наверное…

– Кобзев! – как ужаленный вновь взвивается старшина. – Да что ты будешь с ними делать…

– Да! Я вас наверное удалю сейчас, Кобзев! – тем же, загадочным тоном, миролюбиво грозит дирижёр.

– Виноват, товарищ подполковник.

– То-то, – тяжело вздыхает дирижёр, и обращается к своему помощнику, старшему прапорщику Хайченко… – И знать не хочу, товарищ старшина, и разбираться в этом не буду, когда это было, какая там программа… Я пока что не слепой, и товарища срочника Смирнова как-нибудь уж, извините, различу… Тем более его работу. – Грустный взор дирижёра перемещается на провинившегося срочника. – Так вот, товарищ Смирнов, хоть вы у нас и молодой совсем солдат, но я вынужден наказать вас со всей строгостью, как вы понимаете. – Состав музыкантов с грустью и сожалением смотрел на молодого срочника: ну как же ты, батенька, так засветился-то! Смирнов, опустив голову стоял молча. – Объявляю вам… – произнёс со вздохом дирижёр и задумался, подбирая приемлемую по «весу» цифру, потом озвучил её. – Пять нарядов вне очереди.