Александр Смирнов - Сыскари. Альтернативная история

Так уж повелось, что ни отец Кирилла Андреевича, ни он сам и не позаботились об установке охранной сигнализации немецкой фирмы «Теленот». Музей охранял только сторож. До случившегося преступления в эту ночь и представить было трудно, что кто-то позарится на экспозицию.

На первом этаже находились гостиная, кухня и маленькая комната, в которой в XIX веке обитала нянька художника, на втором две спальни, столовая и кабинет. Так уж получилось, что отец Кирилла Андреевич постарался обставить интерьер мебелью той эпохи. Поэтому, когда Косолапов увидел резной стол и несколько стульев, он ни чему не удивился. Вряд ли на этой мебели сидел сам Василий Васильевич или его брат Николай. Это было мало, кому интересно, отчего посетители музея делали вид, что это действительно «та самая».

Осмотр начали с гостиной. Сразу было ясно, что если вор тут и побывал, то ничего не тронул. По крайней мере, так решил Косолапов. С безразличием оглядел комнату и вздохнул, когда князь Чавчавадзе, как ищейка, начал осматривать комнату метр за метром.

На круглом столе белая скатерть, несколько тарелок, вазочка с фруктами (настоящие они или из папье-маше Косолапов не выразил желания проверять), несколько чашек, серебреные ложки и вилки. Ираклий лично пересчитал все и убедился, что ни одного предмета столового гарнитура не пропало. Точно это мог сказать только сам Кирилл Андреевич. В углу …рояль. Обычно в усадьбах того века стояли фортепьяно, но Верещагин для солидности раздобыл где-то старый рояль немецкой фирмы, огромный, черный с поднятой крышкой. Клавиши такие чистые, словно музыкант ушел по делам несколько минут назад. Стул слегка сдвинут в сторону.

– «Neumann». Довольно редкий. Такой рояль могли в XIX веке позволить только зажиточные мещане. – Проговорил Косолапов, прикасаясь рукой к ограждающей веревке.

Где-то в соседней комнате (скорее всего каморке сторожа) зазвонил колокольчик.

– А я думал, – проговорил Серафим Григорьевич, – что тут вообще никакой сигнализации, а она, оказывается, пусть и в примитивном виде, но существует. Профессионального вора она не спугнет, а вот клептоман призадумается.

Князь взглянул на исправника. Тот явно ему мешал. Больше отвлекал, чем помогал.

– А вы что думали, – проговорил он. – Насчет рояля скажу: вполне возможно, что отец Василия Васильевича и был зажиточным. Вполне возможно, что и мог себе позволить, а с другой стороны, этот же рояль могли купить позже, скажем, лет тридцать назад, для создания интерьера гостиной. Теперь уже никто не помнит, как оно было на самом деле, лет этак сто-сто двадцать назад. Эх, жаль, что наш душегуб на этом рояле не помузицировал. Как бы нам сейчас помогли бы его пальчики. А вы, ваше благородие, не играете на фортепьяно?

– Увы, но природа не наградила меня музыкальным слухом, ваше сиятельство.

– А жаль. Сейчас бы что-нибудь, да и сыграли.

Чавчавадзе явно шутил. Ему хотелось хоть как-то разбавить и до того скучную обстановку. В отличие от исправника, князь не спешил. Он осматривал гостиную досконально. Ираклий с интересом минуты две разглядывал сначала бронзовые подсвечники, что стояли на голландской печке, потом мраморную скульптуру, не то Афродиты, не то Афины, а, может быть, и самой Паллады, что стояла в углу между окон. Зато с картинами князь возился дольше. Душа гостиной – портреты различных персонажей его заинтересовали. Правда не сами полотна, а то, как и где те висели. Он перелез через ограждение и начал каждую трогать, убеждаясь, что она находится на своем месте, чем вызвал у исправника удивление.

– Для чего вы это делаете, ваше сиятельство? – полюбопытствовал Косолапов.

– Хочу убедиться, Серафим Григорьевич, что картины не перевешены. Вы же видите, – он отстранил один портрет в сторону, – что под картиной обои намного темнее. Если картину не трогали, то очертания и контуры рамки должны совпадать.

Серафим Григорьевич еле сдержался, чтобы не сказать: Ну, ну. Метод определения довольно специфический и непрактичный. Ведь те же картины мог запросто перевесить хозяин музея. Да и не стал бы вор, который и без того наделал шума возиться с ними, понимая, что кто-нибудь мог и выйти посмотреть, почему это собачка вдруг сначала залаяла, потом заскулила, а теперь и вообще голоса не подает. Раз уж он действовал по заказу, а Косолапов в этом не сомневался, действовал точно. Взял, что нужно и ушел, вот только что?

– Разрешите обратиться, ваше благородие, – раздался за их спинами голос околоточного. Тот уже видимо показал уряднику дом, откуда можно было позвонить, и теперь пришел в музей. Значит, что-то случилось.

Они с Чавчавадзе повернулись одновременно. Князь даже на мгновение забыл о картине, и та грохнулась о стену.

– Вас тут спрашивает смотритель музея, господа, – проговорил Сухарев.

– Смотритель музея? – хором проговорили полицейские.

Впервые за все свои годы в полиции титулярный советник Косолапов почувствовал себя идиотом. Он представил себя со стороны, и первое что пришло в голову, так это то, что если ему и предстоит пенсия, так выходит – заслужил. Пришел к печальному выводу – стареет. А может просто – перенервничал? Ведь не всегда же в городе такие преступления. Как же он сразу не сообразил, что Кирилл Андреевич (человек ко всему прочему занятой) мог поручить кому-нибудь, смотреть за его музеем. Проводить экскурсии, рассказывать о художнике и его брате.

– С кем могу я поговорить? – Спросил вошедший вслед за околоточным старичок невысокого роста с окладистой седой бородой.

– Ну, со мной, – проговорил исправник, – титулярный советник Косолапов Серафим Григорьевич. С кем имею честь общаться?

– Позвольте представиться, Поликарп Федорович Теткин, смотритель музея.

– Это, – Косолапов указал на грузина: – начальник криминалистической лаборатории – князь Ираклий Чавчавадзе.

Старичок сорвал с головы картуз и поклонился.

– Вы как раз вовремя, Поликарп Федорович, – проговорил князь, – пожалуй, только вы сможете нам подсказать, что было похищено из музея.

– А разве вам Семеныч не сказал? – Удивился старичок.

– Должен вас огорчить, – проговорил Косолапов, – но сторож был этой ночью убит.

Ноги Поликарпа Федоровича подкосились, и он стал медленно оседать на пол.

– Что с вами, Поликарп Федорович?! – Вскричал исправник и кинулся к старику.

– Плохо мне что-то. – Прошептал он. – Сердце уже не то. – Затем показал пальцем на карман пиджака и сказал: – Там таблетки.

Косолапов вытащил из кармана коробочку. Смотритель сказал сколько нужно. Чавчавадзе сбегал за водой. Наконец Поликарпу Федоровичу полегчало.

– Чем я смогу помочь, господа? – Поинтересовался он.