Евгения Никифорова - Изображая зло. Книга вторая

С ухмылкой, несущей затаённую угрозу, Мелькарт нежно погладил трость.

– Вы не правы, – приглушённо ответил он, не спуская взгляда с гладкой поверхности артефакта. – Страх перед иллюминатами лишь усиливает их влияние. На самом деле это просто люди, которые предпочитают жить в тени, подражая бессмертным. Но всё же… всё же это люди. И я не сомневаюсь, сейчас они растеряны и сбиты с толку. Внезапная смерть предводителя заставит их усомниться в собственных силах.

– Мы не можем знать этого наверняка. Я прекрасно помню, как судорожно Ватикан искал сторонников ордена; скольких сожгли учёных по одним только подозрениям… И вот, спустя триста лет иллюминатов находят на пике славы. Кто способен назвать их реальное количество, Тессера? Их имена? Очевидно, Сен-Жермен славно постарался. Сперва проспонсировал начинания Вейсгаупта, затем ввёл в этот круг своих знакомых – масонов, а под конец и вовсе всё взял в свои руки. Иллюминаты – его детище. Узнав, что вы сделали с их Отцом, они неустанно будут вас преследовать. Вы не найдёте с ними мира: эти люди не прощают смерть своих братьев.

– Теперь меня замучают кошмары.

Казалось, услышанное не произвело на Мелькарта должного впечатления. Он беззаботно улыбнулся, прикончил остатки вина и, опираясь на трость, шумно поднялся.

– Я прекрасно вас понял. Союз против иллюминатов… Да, вы вполне можете в этом на меня рассчитывать.

Розенкрейц выбрался из-за стола вслед за хозяином дома. В дверном проёме Мелькарт на мгновение замер, обернулся в пол-оборота и мрачно добавил:

– Главное, не переусердствовать.

Последние слова заставили бессмертного нахмуриться.

Мэри отодвинула штору и проследила, чтобы автомобиль гостя покинул территорию особняка. Как только ворота закрылись, она обеспокоенно посмотрела в сторону лестницы, ведущей на верхний этаж, где располагались кабинет и спальня Мелькарта. С тех пор, как он скрылся у себя, дом погряз в глухой нездоровой тишине. Экономка понимала, что встреча не пройдёт гладко: даже Виктория в своё время не слишком приятно отзывалась о ей подобных. Бессмертные откровенно выразили неприязнь к фрау Морреаф; впрочем, они едва терпели друг друга. Мэри всерьёз считала, что Мелькарт проявил чудеса, стойко выдержав спор с Фламелями и нападки восточных алхимиков. Она нутром чувствовала, как сильно он их презирает. Её саму поведение бессмертных обескуражило. И если с противниками политики Мелькарта всё было ясно, то с оставшейся пятёркой во главе с Розенкрейцем – крайне неоднозначно.

Стараясь не шуметь, женщина поднялась наверх и приблизилась к хозяйским покоям. Из-за плотно закрытой двери не доносилось ни звука. Мэри нажала на ручку и осторожно заглянула внутрь. В сумерках едва различались очертания комнаты. Мелькарта она обнаружила на постели лицом вниз; спина мужчины подрагивала, будто в конвульсиях.

Испугавшись, экономка бросилась к нему, присела рядом и взяла за плечи. Только потом до неё дошло, что Мелькарт трясся не от боли, а от смеха.

– Ты сумасшедший! – воскликнула она, ласково пропуская его волосы сквозь пальцы.

Смеялся он долго, пока не устали лёгкие. От частого дыхания подушка нагрелась. В поисках воздуха Мелькарт перевернулся на спину; грудь тяжело вздымалась, как после бега. На губах застыла широкая улыбка. Правый глаз в темноте странно белел. Мэри молча дожидалась, когда буря отпустит мужчину, и вздрогнула от неожиданности, стоило тёплой ладони накрыть её худощавую руку.

– Хочу съездить к Виктории, – прохрипел он. – Мне надо… увидеть её… снова.

– Уверен? Я не хочу, чтобы ты продолжал терзаться.

– Мне необходимо…

Пальцы сомкнулись крепче.

– Поедем завтра с утра? – тихо предложила Мэри.

– На рассвете, – он скосил на женщину решительный взгляд.

– Держи.

Перед лицом возник кубок с шербетом. Мелькарт принял его из рук Виктории и провёл пальцами по выпуклым стенкам; удовольствие пить из чистого серебра щекотало нервы. Оправив полы шёлкового полосатого халата, Виктория присоединилась к ученику на подушки. Горевшие по периметру балкона свечи отгоняли спустившуюся с заходом солнца темноту. Полумесяц переливал золотом, и миллионы звёзд украсили небо волшебным сиянием.

– Опасно меня так баловать. Роскошь развращает человеческие умы.

– Но ты же любишь всё опасное. Почему бы не рискнуть и на роскошь?

Мелькарт поднёс кубок к губам. С задорной улыбкой наблюдая за ним, Виктория откинула с плеч тяжёлые чёрные волосы, обнажив кожу.

– Сколь сладостно наслаждение от обладания тем, на что другие не могут и рассчитывать? — мягко произнесла она. – Сколь разительна тщеславием сама мысль, что тебе доступны вещи, которых ни у кого больше нет? Она позволяет парить над землёй, взлетать всё выше и не отпускает, даже когда солнце сжигает крылья. Ты, как Икар, хитрым обманом выкрал себе свободу и, превзойдя все границы, уже не в силах остановиться. Это греховное наслаждение, от которого пред ликом смерти издаёшь страстный крик.

Под звуки её пленительного голоса Мелькарт опрокинулся на спину, позволяя небесам сомкнуться над головой. Отчего-то казалось, что все эти звёзды были близки, достаточно протянуть руку – и они падут на ладонь. Потоки времени застыли в немом ожидании, влюбчивый коварный Эрос окутал сетями жестокого Танатоса, и огромный мир сузился до просторов сердца, сосредоточившись в желанном прикосновении женщины к мальчику.

Машину тряхнуло, и Мелькарт распахнул глаза. Реальность обдала холодом неуклюже подбирающегося утра.

– Мы почти приехали, – сообщила Мэри. Она сидела за рулём прямо и невозмутимо; слабый свет придавал лицу суровое выражение.

По обочинам дороги виднелись мрачные надгробия.

– Я не остановлюсь, – прошептал Мелькарт, глядя на тысячи могил, венчавших мокрую от росы землю. – Не остановлюсь… Слишком поздно. Я уже взлетел.

Рука нащупала Жезл, словно в подтверждении непозволительной для человека мысли, что он и вправду способен стать богом.

Они быстро добрались до места. Мелькарт попросил миссис Говард подождать в машине, а сам направился по тропинке вглубь враждебного ему царства мёртвых.

Должно быть, запертые в гробах люди ненавидели его за то, что он медленно двигался мимо их вынужденных пристанищ, – именно так мужчине казалось, когда он бросал осторожные взгляды на монолиты с высеченными именами. Ненавидели его всеохватывающей отчаянной ненавистью отверженных, выброшенных за грань бедняг, которых покинул сам Бог. На кладбище Мелькарт был чужаком, преступником, предателем, и все, кто безмолвно лежал под землёй, мечтали утянуть его за собой вниз. И, словно в насмешку над страданиями несчастных, посреди кладбища дерзко возвышался склеп; по величию он мог бы поспорить с королевским дворцом.