Николас Обрегон - Голубые огни Йокогамы

Он прошел через воображаемую дверь, и его поразило увиденное. Столбы солнечного света прорезали разрушенную крышу, стены пропитала дождевая влага. Обуглившаяся домашняя утварь хрустела под ногами Иваты, и любое его прикосновение рождало облака пепла. На полу громоздились искореженные и истерзанные огнем причудливые предметы, потерявшие свою первоначальную форму.

Ивата огляделся в поисках вероятных очагов возгорания, у двери и с внешней стороны. Проверил розетки, понюхал, не тянет ли от них воспламеняющейся жидкостью. Но ничего, что объясняло бы причину пожара, не обнаружил. Так же как и следов пребывания наркоманов.

Блажен тот, будь он царь или смерд, кто находит мир в доме своем.

От пепелища веяло печалью. Дом поскрипывал на ветру, словно радовался, что наконец-то уж догорел. Ивата попытался вообразить, как мог выглядеть этот дом прежде, как жилось его обитателям в этом убогом, всеми брошенном, не пригодном для жизни месте. Он даже не представлял, как Хидео Акаси мог ютиться здесь, в этой старой хижине посреди грязного пустыря, под недостроенной петлей развязки, и что чувствовал при этом.

Может, туман проникал в твой дом сквозь стены? Может, в последние дни перед смертью он заполнил и твое жилище, и твое сознание? Может, ты жил как во сне, лишь произнося заученные фразы? И чувствовал облегчение во время прыжка?

Ивата ощутил, насколько одинок был погибший, и проникся к нему сочувствием. Даже дыхание перехватило.

Кто наслаждается одиночеством – тот либо дикий зверь, либо божество.

Ивата набрал полную грудь воздуха и выпрямился. И в этот момент под кучкой гвоздей, головешек и мусора что-то блеснуло. Он потянулся и вытащил маленький и гладкий кусочек янтаря, словно застывшую каплю меда. Он сдул с него золу и поднес к свету. Внутри он увидел маленькие пузырьки и крошечных насекомых, замурованных в нем навечно.

«И откуда ты здесь взялся»?

Ивата закрыл глаза. В тишине он услышал приближающийся рокот.

Когда пришли недобрые, чтобы съесть меня живьем, они споткнулись и упали.

Он положил янтарь в карман и снова вышел в туман. Рокот нарастал. Ивата сделал несколько шагов вперед и услышал визг тормозов.

Господь мой свет, мое спасенье. Кого страшиться мне?

Туман окрасился в розовый – сквозь него прорывался красный свет фар. Прямо на него в развороте неслась черная машина. Ивату спасла реакция: он кинулся обратно к дому. Машина приблизилась вплотную, но Ивата успел нырнуть в бывшее окно. Тут же раздался лязг металла о кирпич.

Кап. Кап. Кап.

Ивата лежал на полу. Из его вновь открывшейся раны сочилась кровь, а ребра словно сжимало огромное кольцо. Он попытался подняться – и снова рухнул со стоном, адская боль пронзила его лодыжку. Он все-таки смог поднять голову и увидел машину, врезавшуюся в стену. Кровь звучно, с ритмичностью аплодисментов, капала у него из носа на колени. Красный свет фар освещал разрушенный дом, клубы выхлопных газов смешивались с туманом. Мотор работал на полную мощность. Ивата достал пистолет и заставил себя подняться на ноги.

– Выходите из машины спиной ко мне, руки за головой!

На долю секунды все замерло.

А потом машина резко рванула вперед, и красные точки исчезли в тумане. Ивата выбрался из обломков и заковылял подальше от дома. Он чувствовал, что по его лицу и по ребрам течет кровь, а лодыжка горит – большой привет «исудзу». По дороге к машине он несколько раз отключался. Оказавшись на заднем сиденье, он набрал номер Сакаи, но она не отвечала. Задыхаясь, он набрал телефон службы спасения и продиктовал номер своего значка.

– Черная «хонда-одиссей» десятого года, повреждения на капоте…

– Алло? Инспектор? Алло!

– Попытка наезда на полицейского…

– Алло! Инспектор! Вы меня слышите?..

Взгляд Иваты уперся в часы на приборной доске. Перед глазами запрыгали звездочки, а потом разлилась темнота.

Его дыхание становилось все тише и тише.

Глаза закрылись. Он отключился.

Как холодно.

Первый день 1986 года.

Огромный, суетливый автовокзал.

Стрелки часов показывают 8:20 утра – время он уже научился понимать.

Косуке крепко держался за мамину руку, хотя не поспевал за ее шагом.

Она то и дело оглядывалась, на лбу у нее блестели капли пота.

С Косуке раньше такого еще не бывало.

Он тоже стал оглядываться, хотя и не понимал зачем.

– А что ты ищешь? Я тоже хочу, – сказал он, задрав повыше голову.

Она словно не слышала его.

Ее челюсть двигалась, когда она изо всех сил сжимала зубы.

Косуке уже знал: когда она такая, лучше помалкивать, не задавать вопросов.

Одни автобусы приезжали, другие уезжали. Семейные пассажиры стояли в ожидании опаздывающих родственников, чтобы, соединившись с ними, вместе продолжить путь.

Косуке знал, что у него, кроме матери, больше никого нет.

Они подошли к стоянке автобусов, от которых сильно пахло бензином.

Она усадила его на скамью возле сломанного автомата для напитков и рядом положила его рюкзачок с капитаном Цубасой 9 9 Цубаса – герой популярной серии комиксов манга, посвященной футболу. .

И все время оглядывалась. Розовые уголки ее век над лихорадочно метавшимися по сторонам глазами блестели от влаги.

– Косуке, твоей маме нужно кое-куда поехать по делам, ты понимаешь?

Она никогда не говорила «я», «мне».

Он кивнул, хотя внутри у него все так и сжалось.

– Не потеряй рюкзачок, ладно?

Косуке снова кивнул.

Она повернулась, готовая уйти.

Задержалась на месте. Развернулась и присела перед ним, так что он почувствовал запах ее потного тела.

– Косуке, оставайся и сиди здесь, на виду. Ты помнишь стишок?

Косуке кивнул.

– Давай, расскажи.

– Один – горе… Два – балаган…

– Умничка! Давай дальше.

Она улыбнулась, одновременно покусывая губы.

Она была очень красивая. Косуке не мог не заметить, что люди с трудом отводили от нее взгляд.

Так бывает, когда случается авария.

Или когда по улице идет сумасшедший.

Она вытащила из-за пазухи деньги и сунула Косуке в задний карман.

– Будь хорошим мальчиком, Косуке.

Она встала и пошла прочь с опущенной головой.

Он смотрел на нее, пока она окончательно не растворилась в толпе.

Повжикав туда-сюда молнией на рюкзаке, Косуке заглянул в него и обнаружил там сэндвичи и чистую одежду.

В ожидании, когда мама вернется, он принялся болтать ногами.

Этим утром они встали рано – она разбудила его еще до рассвета, – и Косуке успел утомиться.

– Три – девчонка, четыре – пацан…

Потирая глаза, он лег головой на рюкзачок.

Не в силах сопротивляться он провалился в сон.

Когда Косуке открыл глаза, он почувствовал явное беспокойство.