Айзек Адамсон - Эскимо с Хоккайдо

Я полез в бумажник и вытащил пачку банкнот. Только я начал мысленно переводить йены в доллары, как заработал первый удар в живот.

На том вся математика из меня и вылетела. Соня разворачивался для второго удара, но я успел в последний момент отступить, и он с грохотом врезал ногой по стене.

Зубочистка снова надвинулся на меня, схватил за шиворот. Я перехватил его запястье и хорошенько повернул против часовой стрелки. Я мог бы сделать с ним что угодно, но фантазия не работала. Бойцовский блок.

Соня махнул кулаком в мою сторону – самый снисходительный человек не назвал бы это ударом, – и я свободной рукой переправил этот взмах Зубочистке в лицо.

Когда кулак Сони врезался ему в щеку, Зубочистка заблеял, и я довернул его запястье, чтоб жизнь малиной не казалась. Он мог бы разнообразить картину, если б вспомнил, что у него есть вторая рука, но от боли парень перестал соображать.

Затягивать схватку было бы ненужной жестокостью – все равно что вставить десятиминутное соло на барабане посреди лирической партии. Пора довести дело до логического завершения.

Я выпустил руку Зубочистки. На миг по его лицу расползлось тупое облегчение, но тут я вырубил его плечевым блоком. Он грохнулся на пол с таким стуком, что у меня чуточку защемила совесть.

Однажды в Тайпее на моих глазах обманутый муж и мастер кунг-фу вырубил лучшего в Китае гобоиста легким щелчком по носу. С другой стороны, у него был черт знает какой дан, пояс чернее черного. Пожалуй, если б он меньше времени проводил в додзё [89] и больше – с супругой, не пришлось бы ему драться с гобоистами.

Я пустил в ход не столь экзотичный, но вполне эффективный прием. Сделал ложный выпад левой и уложил Соню добрым старым американским апперкотом точно в то место, где скула сходится с черепом.

Мой противник осел, я ухватил его за отворот куртки и аккуратно опустил на пол рядом с Зубочисткой. Удивительно, какими симпатичными становятся громилы, когда сон смывает с них злобу и гнев. Этот парень выглядел невинным младенцем в колыбели, никаких у него тревог и забот. Вот бы сфотографировать и послать карточку его мамаше!

Вдруг рация на бедре Сони ожила, заверещала.

– Нэбосукэ! Нэбосукэ! – взывала она. – Нэбо-сукэ, черт тебя побери!

Я подобрал рацию. Из главного зала гремела, разносясь по коридору, песня Мэрайи Кэри [90].

– Да? – отозвался я.

– Держите его не выпускайте! – проскрежетал голос в рации. – Скоро приеду буду через десять минут уже в пути.

Рация затихла. Я сунул ее обратно в кобуру на бедре Сони. Поразмыслив с минуту, я решил себя не держать, поскольку догадывался, кто сюда едет. Мне он подарков не вез.

Когда я добрался наконец до отеля «Рояль», оставалось только рухнуть ничком на постель и уснуть. Уже в такси мозг начал засыпать, горящие на зданиях значки кандзи превращались в электрических насекомых и оживали, готовые, едва я отведу взгляд, роем взмыть в ночное небо. Мимо пронеслась компания байкеров на «рисовых ракетах», крашенных «дэйгло» [91], как две капли воды похожая на оживших мультяшных персонажей. Время от времени луна подмигивала из-за туч, словно собиралась нашептать мне свои тайны, но в итоге ничего не сказала.

Я с таким трудом удерживал себя в границах реальности, что принял трех мрачных типов у входа в гостиницу за слишком рано явившиеся фигуры из кошмара. Лишь когда они дружно шагнули вперед и преградили мне путь, я осознал, что убийцы пришли за мной во плоти.

– Ты есть Билли Чака?

Заговорил парень со здоровенной черной бородавкой на левом веке. Из середины бородавки пучком росли волосы, похожие на фитиль шутихи. Поджарый напарник по левую руку от него ухмыльнулся, два золотых зуба спереди блеснули при свете луны. Третий громила выглядел на сто процентов нормальным человеком, никаких особых примет. Что ж, не всякий бандит колоритен.

– Дайте-ка угадаю, – пошутил я. – Вы пришли за автографами? Хотите сфотографироваться для жен и дочек? Извините, друзья! У меня при себе нет авторучки, да и вы, похоже, фотоаппараты забыли.

Якудза пораскинули мозгами и пришли к единому мнению: смеяться не стоит. Малый с золотыми резцами сделал шаг вперед, вытащил из кармана визитку и молча передал ее мне.

Яцу Кидзугути

Вице-президент, музыканты и репертуар

Корпорация «Сэппуку»

13-4-2 Гиндза, Тюо-ку

03-3581-4111

– Такая у меня уже есть, – сказал я. – Да и вы, ребята, что-то не похожи на ответственных за репертуар «Сэппуку Рекордз».

– А мы и не отвечаем, – сказал Златозуб. – Мы просто друзья Кидзугути.

Бородавка вырвал у меня из рук карточку. Господин Норма указал на припаркованный через дорогу «мерседес».

– Если вы не против, нам лучше двигать. Господин Кидзугути прождал весь вечер. Не хочу злословить, но он не самый терпеливый из моих знакомых. Я его не критикую, идеальных людей нет, верно? Вот я – уж точно не идеал. В общем, мы тут проторчали пару часов, и скажу за всех: мы уже малость продрогли. Так что, если вас это устраивает, мы едем, а?

– Конечно. До скорого.

– Извините! – всполошился господин Норма. Голос его звучал искренне, ирония не дошла. – Когда я сказал «мы», я имел в виду и вас тоже. Мы просим вас поехать с нами. То есть – ради этого мы так долго и ждали. Извините, если я плохо объяснил. Вижу, вы не сразу поняли, в чем состоит суть нашей просьбы, поскольку я выразился несколько двусмы…

– Садитесь в машину, нафиг! – вмешался Бородавка.

– Вот это дело, – заметил я.

– Видал? – сказал Бородавка господину Норме. – Не проси. Не объясняй. Ни в коем случае не извиняйся. Просто прикажи.

– Хорошо, – вздохнул Бородавка. – Просто это… не знаю… вроде как странно распоряжаться людьми. То есть – по какому праву я вдруг…

– Сунь руку в левый карман, – посоветовал Бородавка. – Что у тебя там?

– Пушка?

– Нет. Это твое право. А теперь – вторая попытка. Господин Норма собрался слухом и вновь обернулся ко мне:

– Ладно, господин. Почему бы вам не сесть вон в ту машину?

– Уже лучше, – проворчал Златозуб. – Но ты все равно не приказываешь, а просишь. И говоришь слишком много слов.

– «Господин» тут ни к чему, – подхватил Бородавка. – Нужно сказать: «задница», «ублюдок», что-нибудь в этом роде.

– А еще лучше – поконкретнее, – посоветовал Златозуб. – Для каждого – свое ругательство. Скажем, этот парень – иностранец. Его можно назвать «бледнолицым», сказать, что от него маслом воняет. Нос картошкой, жопа волосатая, круглоглазый, пожиратель гамбургеров.

– Правильно, правильно, – закивал Бородавка. – Бей по личности, это всегда в точку.

– Сарказм – тоже отличная штука, – нудел Златозуб. – Если парень коротышка, назови его жердяем. Если лысый – кудрявчиком. Страшен с лица? Говори – «наш смазливый мальчик».