Эбигейл Джонсон - Девушка в бегах

– Я хотел бы посмотреть ваши документы.

Я судорожно сжимаю ладонь Малькольма.

– У нас нет с собой.

– В ваших вещах есть что-то незаконное?

– Нет, – отвечаю я, но мой голос дрожит.

– Мне придется попросить вас показать ваши вещи.

– По закону мы не обязаны это делать, если у вас нет ордера, – произносит Малькольм.

Я поворачиваюсь к нему, удивленная и неслабо впечатленная тем, как спокойно и ровно звучит его голос.

Полицейский прищуривается, но прежде, чем он успевает ответить, его отвлекает вызов по рации.

– Вы оба стойте на месте, – приказывает он, отступает шагов на пять и отвечает на вызов.

– Это правда? – шепотом спрашиваю я.

– Да. Моего папу арестовали бы намного быстрее, если бы он соглашался на каждую просьбу показать вещи. Без убедительной причины полицейский не может досматривать наши сумки.

– А то, что видел работник заправки? Это не считается?

Малькольм не сразу отвечает, и я замечаю, как у него на верхней губе проступают капельки пота.

– Если он увидит испачканную в крови одежду…

Это будет плохо, нам начнут задавать вопросы, на которые мы не сможем ответить, а возможно, и арестуют нас, заковав в наручники. Они установят, кто я и кто моя мама. Нет, нет, нет. Этого не может произойти. Я поворачиваюсь к Малькольму и делаю вид, что прижимаюсь к нему, будто я его девушка.

– Сможешь бежать?

Он не отрывает взгляда от полицейского.

– Он между нами и машиной.

Улыбаясь, словно ничто в мире меня не тревожит, я кладу голову Малькольму на плечо и берусь за его ладонь обоими руками.

– Я знаю.

Он кивает один раз, затем другой.

– Оставь вещи и отходи назад.

В этом рюкзаке у меня все, что я забрала из дома, но он замедлит меня, если я попытаюсь взять его с собой. У меня на шее по-прежнему висит папино кольцо, и я касаюсь его сквозь ткань куртки, а затем опускаю рюкзак на землю. Следом за мной и Малькольм опускает на землю рюкзак с нашими припасами.

Мы медленно отступаем назад, крошечными шагами, и нам удается отойти на пару метров, прежде чем полицейский окликает нас, приказывая остановиться.

Тогда мы пускаемся бежать.

Малькольм бежит быстро.

Так быстро, что мне приходит в голову: наверное, когда у него ничего не болит, он бегает быстрее молнии. Мне приходится приложить все усилия, чтобы угнаться за ним, и хотя он постоянно оглядывается назад, чтобы убедиться, что я поспеваю следом, мы не сбавляем шаг, пока не окажемся в нескольких кварталах от преследующего нас полицейского.

Мы проносимся мимо машин, парковок и аллей, мимо мусорок и наконец перепрыгиваем через сетчатый металлический забор – Малькольм помогает мне перебраться через него. Когда он спотыкается, спрыгнув вниз, я понимаю, что скоро его тело заставит его остановиться, какими бы отчаянными усилиями воли он не заставлял себя бежать.

Тот же импульс движет и мной: сбежать. Но никто не гонится за нами, а Малькольму нужно передохнуть. Теперь мы в жилом районе и уже не бежим, потому что не хотим привлекать внимание тех, кто, возможно, увидит нас в окно. И все же мы идем быстрым шагом. Подойдя ближе к Малькольму, я предлагаю ему опереться на мое плечо. Мы проходим мимо отдельно стоящего гаража с воротами, как у амбара. В закрытом положении их удерживает только простой засов в нижней части. Я веду нас туда, и мы забираемся внутрь. Я понимаю, что мы нарушаем закон, но мы только что убежали от полицейского, так что вряд ли это имеет значение. К тому же я замечаю, что с каждым шагом Малькольм все сильнее опирается на меня.

Машины там нет. Надеюсь, что это означает, что владелец гаража просто куда-то уехал, что он не сидит сейчас дома, набирая 911, потому что только что увидел, как два человека проникли в его гараж.

Я тащу Малькольма к дальней стенке, мимо мебели и аккуратно сложенных ящиков. Это самый чистый гараж, который я когда-либо видела, и я ощущаю укол вины из-за того, что мы вломились в помещение, которым его владелец, очевидно, гордится. Я отодвигаю несколько ящиков, чтобы нам было куда сесть, и когда Малькольм тяжело опускается на один из них, я останавливаюсь перед ним.

– Ты в порядке?

– В машине я принял некоторое количество болеутоляющих, и сейчас меня слегка накрыло. Мне нужно просто посидеть минутку.

Он сидит дольше минуты, не отводя взгляда от коробки с надписью «Комната Пола», сделанной толстым черным маркером, из тех, которые скрипят, когда пишешь. Мне такие нравятся.

– Нужно было заходить в уборную по очереди, – говорю я. – Тогда один из нас заметил бы, что работник заправки занервничал.

– Уже не важно, – отвечает он.

– Мы потеряли машину.

Мы молчаливо соглашаемся, что не собираемся возвращаться за машиной назад, туда, где нас может поджидать полицейский. К этому моменту он уже наверняка обыскал наши рюкзаки, нашел нашу окровавленную одежду и сделал выводы, которые должен был. Объявит ли он нас в розыск? Понятия не имею, и я не хочу озвучивать этот вопрос на случай, если Малькольм знает ответ. К тому же он молча отвечает на мой невысказанный вопрос, выказывая все больше волнения с каждой секундой. Малькольм постоянно качает коленом, а его взгляд постоянно мечется по комнате.

– Это плохая идея, – говорит он, посмотрев на меня. – Нас обоих могут поймать. Ты это понимаешь, верно?

Ящик кренится набок, когда я сажусь рядом с Малькольмом.

– Это так вне зависимости от того, отправимся мы к моему дедушке или нет.

Особенно после нашего столкновения с полицейским. Последнее в списке моих преступлений. Предполагалось, что я буду помогать маме, доказывая ее невиновность, но я была с ней, когда мы угнали сначала одну машину, а затем другую. А теперь я скрываюсь от полиции, проникаю в чужие дома и параллельно планирую тайком пробраться мимо службы безопасности дома престарелых.

– Ага, – соглашается Малькольм. – Но это все равно что припарковаться на путях и побежать навстречу поезду, вместо того чтобы изо всех сил пытаться убежать от него.

Смахнув со лба темные пряди, я касаюсь кожи рядом с порезом, и на пальцах остаются алые следы. В отличие от того случая, когда я увидела свою кровь на парковке у «Walgreens» с мамой, мой желудок уже не пытается судорожно избавиться от содержимого. Не знаю, стоит ли считать это хорошим признаком или доказательством того, что я никогда не стану такой, какой была до того, как все это началось.

Я замечаю на полке несколько сложенных полотенец. Теперь я могу официально считать себя вором, но я не могу рисковать, вытирая порез своей чистой, хотя и слегка пропотевшей футболкой, и уж точно не могу рисковать, пытаясь тайком проникнуть в дом престарелых с текущей по лицу струйкой крови. У Малькольма нет открытых ран, но я все равно передаю ему полотенце, и он вытирает им пот с лица.