Сергей Аникин - Могильный улей

Вдруг она замолчала и остановилась около сарая. Она открыла забитую досками, едва закрывающуюся деревянную дверь и зашла внутрь. Не прошло и пяти минут, как она вышла, неся в руке совковую лопату. Затем мы поехали дальше.

— Мы пошли в глубь леса, — продолжала она. — Нас окружали старые дубы, несколько сосен росли в шахматном порядке. Вдали виднелись пеньки старых деревьев. На пеньках рос мох, и под ногами хрустели сосновые шишки.

Она меня вывела на главную дорогу и затем тут же мгновенно свернула в дремучий лес. Лесные деревья были укутаны снегом. Морозный, свежий, воздух буравил мой нос. Я понял одно: она мне рассказывает историю про этот лес.

— И тут отец прислонил указательный палец к губам, — она бурно продолжала рассказывать. — Этот жест означал, что нужно молчать и не шевелиться. Я остановилась и поняла, что мой отец краем глаза заметил из-за деревьев какое-то движение — перемещающийся сгусток тьмы, маячивший в снегопаде. Мой отец прижал к плечу винтовку и прищурился. В двухстах метрах от себя он увидал оленя. У него появился шанс поохотиться, но время его поджимало, свет начал убывать. Олень был огромен, с ветвистыми рогами из девяти отростков. Тянул он по весу примерно на сто килограммов. Но когда мой отец приметил его, олений хвост был насторожено поднят, и животное приготовилось бежать. Мой отец выстрелил, но поторопился. Олень покачнулся и споткнулся от удара пули, а затем развернулся и побежал. Мой отец не поверил в столь нелепую промашку, если бы не видел все собственными глазами. Такие неудачи случаются на охоте у новичков, воображающих из себя настоящих лесных снайперов. Глядя на то, как обезумевший от боли самец исчезает за деревьями, он словно окаменел.

«Пап, ты промазал», — сказала я.

«Да, дочь, но он далеко не уйдет», — ответил грубо мой отец.

Затем мой отец перевел взгляд на винтовку, затем на свои пальцы и обратно, надеясь обнаружить, что неудачный выстрел получился из-за сбившегося прицела или очевидной слабости его собственной руки. Раненый самец оставлял отчетливые следы: пятна темно-красной, густой крови. Отец поспешил за раненым зверем.

«Ты куда, папа?» — поинтересовалась я.

«Нужно облегчить ему страдания», — ответил он.

Я помчалась за отцом, но значительно отставала. Обезумевшее животное неслось вперед куда глаза глядят, не прибиваясь к привычным тропам и не оставляя нам никакой возможности сократить путь до знакомых мест оленьего обитания. Спустя двадцать минут мы уже обливались потом, и мой отец налетел на нижнюю ветку и так сильно разодрал щеку, что капли крови запачкали воротник темно-серого пуховика. Потом явно придется наложить швы, а в данный момент отец из рюкзака достал пару пластырей и залепил рану. Кровь свернулась и перестала течь, хотя от боли на глаза наворачивались слезы. У меня возникла мысль, что в рану могла попасть какая-нибудь щепка. В лесу потемнело, ветки сходились под нашими головами, отрезая нас от солнечных лучей, а затем начало темнеть. И вот наконец наступили сумерки. Я достала из рюкзака два фонарика и один дала отцу. И мы не стали прекращать поиски животного. Кровавые следы по-прежнему указывали нам путь, свидетельствуя о смертельной ране и о том, что она терзает бедное измученное животное. Мы увидали, как олень стоял, покачиваясь, перед небольшой поляной. По морде стекала кровавая пена, нижняя часть шкуры покрылась кровью. Мой отец удивленно смотрел на него и не верил своим глазам, как зверь смог продержаться так долго. И теперь он, как я поняла, готовился умереть стоя. Его глаза, как две бусинки, округлились и приняли вишневый цвет, он глубоко вздохнул и так сильно покачал головой, что я подумала, что олень почти сдался. Но я была настороже и ступила в сторону, взяв в руки мокрый небольшой булыжник, я приготовилась ждать. Собрав последние силы в себе, самец рванул на моего отца. В этот момент отец приложил винтовку к плечу и прицелился. Олень приближался, опустив голову вниз, навострив рога. И тут я бросила булыжник и попала ему по голове, от удара олень отлетел, и его голову прибило к земле. Затем отец выстрелил в его горло. Смерть наступила мгновенно. Затем отец схватил оленя за передние ноги и, как мешок картофеля, взвалил его на спину. Мы отправились к автомобилю. Он находился в пяти метрах от нас. Лучи наших фонарей разрезали темноту. Вдруг я услышала резкий удар. От удара мой отец повалился на землю, и мне сзади какая-то мужская волосатая рука приложила к носу губку. Я вздохнула пары хлороформа и потеряла сознание…

— Я открыла глаза. Я понятия не имела, где нахожусь. Голова у меня раскалывалась, как будто в ней лопнул раскаленный свинцовый шар. Во рту был отвратительный привкус, ни рукой, ни ногой я пошевелить не могла. Сверху нависал весь в трещинах, грязный потолок. Несмотря на боль, я повернула голову сначала в одну, потом в другую сторону. Я была в маленькой, похожей на коробку комнатушке без окон, с одной тяжелой серой железной дверью. За лодыжки и запястья я была пристегнута к четырем стойкам кровати. И вдруг я услышала резкий топот мужских ботинок. Я сразу подняла голову и увидала, как мой отец в ярости саданул мужчине сорока с лишним лет с отпущенной черной бородой бутылкой из-под пива по голове. От удара бутылка лопнула и разбилась. Мужчина чуть не упал и схватился за голову.

«Получай, гнида!» — закричал мой отец и вонзил треугольнообразный осколок бутылки в горло бородатого.

Стекло пробило кадык и глубоко впилось под кожу. Бородатый схватился за горло, но из его рта пошла струйкой кровь, и он упал. Другой мужчина направил на моего отца пистолет и выстрелил. Пуля угодила моему отцу в лоб, он умер мгновенно. Затем тот, кто стрелял, и еще один, они оба подошли к моей койке. Оба они были гладко выбриты и одеты, как на парад: белые рубахи, черные отутюженные брюки и черные смокинги. Правда, у одного была бабочка темно-синего цвета, а у второго черный галстук. Я тяжело дышала. Мое сердце отчаянно стучало о ребра. Они оба смотрели на меня, а спустя десять минут они ушли. Прошел примерно час, как я услышала, как повернулся ключ в железной двери. Вошел мужчина у которого была бабочка темно-синего цвета.

«Где я? — начала квакать я. — Что случилось?»

«Ты в хороших руках, — ответил он очень вежливо. — Нам так не хватало красотки».

После этих его слов я чуть не расплакалась. Он это произнес немного с издевкой, и улыбка на его лице чем-то мне напомнила лицо скелета. Он провел своей костлявой ладонью по моей щеке. Страх сковывал мою голову, как струбцина. У меня из глаз поплыли по щекам и подбородку слезы. Глазные яблоки расширились и вот-вот лопнули бы. Он приблизился ко мне и приподнял мое шелковое желто-коричневое платье. Под ним он обнаружил открытые белые кружевные трусики.