Маргарита Ардо - Новая жизнь Нефертити

Финн приподнялся. Живот к животу, тяжесть в бёдрах, разведённые в стороны ноги. И вдруг отпустил руки, соскользнул с кровати во мрак. И исчез. Остался запах близости и наших тел. Я сошла с ума?!

Моё сердце провалилось, лоб покрылся холодной испариной. В полном бессилии я не могла пошевелиться. Вокруг всё плыло, и только меж бровей горело, словно кожу прожигал раскалённый уголь.

Я растерянно обвела глазами вокруг себя и в ночи, разбавленной отблесками фонарей из окна, узнала свою комнату. Затем рассмотрела очертания браслета на своей руке — всё того же, со скарабеем. Зацепилась за него взглядом и вдруг поняла, что царапин на спинке скарабея нет, а все бисерины на месте. Иллюзия?

Мгновение мрака, и всё изменилось.

Я перегибаюсь с каменного балкона, скольжу взглядом по браслету со скарабеем, но не обращаю на него внимание. Передо мной город в лучах заходящего солнца, лёгкая дымка зноя: все оттенки белого, жёлтого, оранжевого, почти красного. Зелёные вкрапления пальм и кустов, дорога, квадратные здания, люди в светлых одеждах перед грандиозным строением правильных геометрических форм. Солнечный диск плавится в рыжеватом мареве над широкой рекой. Ощущается тепло камня под моими ладонями, дуновение ветра, касания тонкого льна к коленям и бёдрам, груди, лону. Я волнуюсь. Откуда-то нарастают удары барабанов и гул толпы, пахнет маслами, капля растопленного жарой благовония стекает с моего парика на спину.

Высокий мужчина стоит рядом. Торс обнажён, смуглая кожа, пектораль из пяти видов золота, лазурита и электрума сверкает на его груди и запястьях, на бёдрах — белая гофрированная ткань, закреплённая сложно переплетённым золотым поясом. Мужчина поворачивается ко мне — то же продолговатое лицо и миндалевидные глаза. Всмотревшись в чёрные бусины зрачков, я узнаю его так же, как Финна в Лувре — одного взгляда достаточно. Это он! Они — одно!

Волна ледяной дрожи. Взмах ресниц. Новый кадр. Повозка с большими колёсами, из-под которых вылетает белая пыль, серые и красноватые горы на горизонте в рваном солнечном тумане. А рядом шевелят ветками пальмы, как опахала страусиными перьями, ими играет ветер с пустыни, пахнет песком и солью. И парфюмированным маслом.

Я подношу руку к лицу и вижу массивный браслет со скарабеем. Опять новый. В пруду, окаймлённом отшлифованными до зеркального блеска плитами плавают синие лотосы. Я боюсь воды, потому что няня рассказала мне про Себека, огромного крокодилоголового бога, который крадёт красивых женщин и уносит в своё логово. Кажется, вот-вот голова крокодила вынырнет из-под тёмной глади пруда. Но я не убегаю, я должна хранить достоинство у всех на виду.

Я просыпаюсь от жажды и кидаюсь к чаше с водой, выпиваю залпом и понимаю, что держу в руках кубок из слоновой кости, украшенной золотом. В проёме прямоугольного окна занимается рассвет, я оборачиваюсь на шум. В комнату входит смуглая нубийка в льняной тунике, пара браслетов на предплечьях, недлинный парик из чёрных волос, заплетённых в тысячи косичек с синими бусинами на концах. Она держит в руках что-то белое и прозрачное. Моё платье, — понимаю я. Она кланяется, я шагаю к ней… И просыпаюсь. Я снова обнажена.

Я пришла в себя, как от падения, в собственной кровати. Болезненные запахи почти растворились. На полу — покрывало, босоножки, белое платье от кутюр. В распахнутую форточку доносились звуки Парижа: сигналы машин, воркование голубей, сирены… И никого рядом. Вторая подушка не примята. Мне всё приснилось?!

Во рту было ужасно сухо. Я поднялась и скривилась от головной боли. Во лбу саднило, словно я порезалась. Я поднесла руку к лицу, тяжёлый браслет со скарабеем сжимал запястье. Исцарапанный. С отвращением, как дохлую мышь, я стянула его с себя, отбросила. И второй тоже. Кинулась, наплевав на тошноту и муть, к зеркалу.

Бледное лицо, круги под глазами, в них лихорадочный блеск, как после безудержной пьянки; всклокоченные волосы. Красное пятно раздражения отчётливо проступало между бровями. Что за чёрт?! Я заболела или схожу с ума?

Меня заколотило крупной дрожью. С новым приступом спазма в голове я поняла — я отравлена! Мне подсыпали наркотик! В шампанском что-то было!

В телефоне звякнуло сообщение. Я едва нашла его под смятым безбожно платьем.

«Кто-то вчера перебрал. Как ты, малышка? Я в Лионе. Надо оттрубить концерт» — Финн улыбался картинно с аватарки.

Я встряхнула головой, руки продолжали дрожать.

«Где ты был ночью?» — набрала я с трудом.

«После вечеринки? Отсыпался между ивентами»

«Один???»

В ответ посыпалась куча смайлов.

Ему смешно, а я… — я посмотрела на себя в зеркало антикварного трюмо, — а я похожа на наркоманку. Я набрала его, он отбил, через секунду пришло сообщение:

«Прости, идёт репетиция. Перезвоню»

«Мне нужно знать, что было ночью!»

«Ничего не было. Я заглянул, ты вырубилась».

В раздражённом бессилии я отложила телефон, и он снова звякнул сообщением, прозвучал вызов. Передумал? Я схватила трубку, вызов был от Ниночки.

Я быстро натянула футболку, схватив первую со стула, пригладила волосы. В висках вдобавок ко страху запульсировало напряжение. На экране появилась веснушчатая учительница французского.

— Привет! — сказала она почему-то виновато и тут же, увидев меня, осведомилась: — Ой, Дамирочка, ты в порядке?

— Привет, — хриплым голосом ответила я, кашлянула и пожала плечом. — Нормально… Как ты?

Лоб снова покрыла холодная испарина, к горлу подкатила муть. Я потёрла межбровье.

— Я хорошо. Дамирочка, я сбросила тебе перевод договора…

— Спасибо, — неуклюже перебила я. — Сколько я тебе должна?

— Погоди! Ты, надеюсь, не подписывала этот договор?

— Подписала.

— Боже, Боже! — Ниночка смотрела так, словно мне только что ампутировали ногу.

— Там всё плохо?

— Да. Я даже с парнем, юристом, посоветовалась. Он стажировался в Европе, и в курсе их законов. И с девочкой знакомой из Франции поговорила, она занимается кадрами.

— Рассказывай.

— Оба сказали, что договор такой заключить возможно и противоречий с законом нет. Если подписала, то подписала. Но это полная задница!

— Что там? — у меня совсем сел голос.

— Во-первых, на время проекта ты передаёшь право принимать за себя все финальные решения генеральному директору фирмы и продюсеру «СинемаДжоуль» Дмитрию Макарову.

— Постой, там разве не о представительстве идёт речь? — похолодела я.

— Нет, дорогая. Прости, но ты официально разрешила ему всё решать за себя. Вообще всё.

Сердце глухо стукнуло. В памяти возникла рука мадам Беттарид, протягивающая мне шампанское. То самое, со странным вкусом.

— Погоди, Ниночка, но я же дееспособна, и в себе.