Маргарита Ардо - Новая жизнь Нефертити

«Никуда не выходи — звучит как запрет. Да пошли вы!» — мысленно фыркнула я. Схватив сумочку, сунула в неё документы и выглянула в коридор. Там никого не было, но меня ошарашила мысль, что системы наблюдения никто не отменял. Я отметила взглядом камеру над окном справа. Тут же вспомнилось ощущение, что за мной следят. Оно не покидало меня с первых дней в Париже. А если не казалось? По коже пробежал холодок. Пора включать мозги!

Я вернулась в комнату, перераспределила нужное по карманам, благодаря фирмy Guess за обилие оных. Из комнаты я вышла практически по-домашнему: мятая футболка, лёгкие тапочки и растрёпанная голова — никому в здравом уме не придёт в голову так выходить на улицу.

Вялой походкой я направилась по коридору якобы в сторону номера Финна, постучала в его дверь, толкнула её плечом и якобы расстроилась, неизвестно для кого устраивая театр. Затем поплелась в сторону тренировочного зала танцоров, будто ища компании. Кривиться было просто, потому что меня снова мутило по-настоящему и лоб по-прежнему жгло.

На служебной лестнице я резко развернулась и бросилась вниз по ступеням, по которым мы с Финном возвращались с ночной прогулки пару дней назад. Целую вечность! Голова закружилась, я заставила себя сосредоточиться и с упрямством осла продолжила путь. Вырваться сейчас казалось равноценно спасению жизни. Бёдра искололись иголочками от волнения.

Служебная дверь особняка Бель Руж открывалась без ключа только изнутри и выходила на угол соседней улицы. Я толкнула её. Солнечные лучи заставили зажмуриться. Лёгкая свежесть утра, небрежный гомон птиц на ветвях раскидистого платана — после этой ночи всё выглядело нереально, словно декорации в кино. Я оглянулась на бастион мадам Монстр и заторопилась в обход, минуя камеры на главных воротах. К метро.

В одном Арина не обманула: чувствовала я себя отвратительно. Я остановилась, придерживаясь рукой за стену дома, и с ошеломлением заметила вздымающуюся, как грудь, кору дуба. Стало страшно. Я встряхнула головой, закрыла глаза, открыла. Показалось. Через пару шагов под ноги бросился чёрный кот, тьфу, нет, просто пластиковый пакет. Я облизнула сухие губы.

Периодически всё превращалось в мутные цветные пятна, словно художник смазал мокрой кистью образы с картины. Приходилось закрывать глаза, сосредоточиваться на дыхании и идти дальше, удерживая в голове место встречи, названное Лембитом. Я лунатик.

Металлическая зелёная вывеска парижской подземки была уже рядом, когда возле меня просигналила машина. Испугавшись до колик, я отскочила от проезжей части и увидела Роберта Лембита, показавшегося из серебристого Рено. Полицейский махнул мне рукой, я покачнулась. Он подскочил ко мне и не дал упасть. Взглянул изумлённо:

— Э-э, плохой день?

— Дерьмовее не придумаешь, — согласилась я и отстранилась от твёрдой ладони, поддерживающей под локоть.

На удивление сегодня Лембит выглядел с иголочки: чёрная рубашка-поло, брюки словно только что из-под отпаривателя, начищенные туфли; волосы тщательно расчёсаны, лицо свежее, даже с румянцем. Хотя взгляд асфальтово-серых глаз тот же, инквизиторский — пробивает насквозь, как дрель стену. Сегодня моя очередь выглядеть, как лошара.

— Поехали?

— Да. В ваш офис, — кивнула я.

Мы сели в Рено. Едва автомобиль тронулся, меня снова затошнило и картинки поплыли перед глазами, я поспешно прикрыла рот рукой. Лембит взглянул на меня пристально:

— Точно в бюро?

— Куда угодно, где можно выяснить, что за дрянь у меня в крови, — бросила я. — Думаю, меня отравили.

— Просроченным пивом? — усмехнулся Лембит.

Я выругалась так, что у него приподнялись брови.

— Да, чёрт! Просроченным… вашу мать… пивом… шампанским… от которого меня всю ночь глючит так, что мне позавидуют завзятые героинщики.

— Героин вызывает покой и краткосрочную эйфорию.

— Да, вашу мать, какая эйфория?! У меня волосы дыбом от того, что я увидела! — злилась я.

— И что же?

— Египет, мать его, древний! В семь «Д» или в десять! Мужчину, у которого меняются лица, от современного до, чтоб его, фараона!

— Знатно вас приложило.

— И я продолжаю, понимаете, продолжаю видеть всякую чертовщину, хоть не постоянно, но…

Я уставилась на его правую брючину, сквозь ткань которой просачивался красный, едкий туман.

— Что такое? — спросил Лембит.

Я сказала, что вижу. Его брови вновь приподнялись — уже и прилепил бы их там, столько труда: шевелить бровями на таком невозмутимом лице осовремененного крестоносца. И вдруг Лембит начал закатывать штанину. Над носком лодыжка была тщательно перебинтована. Сквозь белый бинт просачивался не туман — пламя. Мои глаза расширились.

— И что там — демоны? — спросил Лембит.

— Просто огонь. Что у вас там? Боже, как я хочу кофе!

Я моргнула и всё исчезло.

— А я вот попил неудачно…

— Значит, ожог, — сглотнула я.

— Рана размером в пару евро, а ощущения так себе.

Лембит глянул на меня и взялся за руль.

— Едем проверять, что за пиво ты пила.

— Вы. Пили. И это было шампанское на презентации, — раздражённо поправила его я.

— А мне послышалось «шаманское», — невозмутимо заявил полицейский и резко развернул машину на повороте.

— Не смешно, — фыркнула я.

— По-моему, даже очень. Так что ещё за галлюцинации тебя посещали?

— Вас.

— Вас. Мумии были?

— Нет, кроме сценок из жизни древних, мне виделись проклятые браслеты со скарабеями, только новые.

— Об этом поподробнее.

— Подробнее будет только после анализа и после того, как мы приедем в полицейское отделение.

— В бюро.

— А хоть и в бюро, главное с табличкой, живыми полицейскими и всем, что бывает в полицейских участках.

— Ну это мы можем за угол завернуть, в отделение четвертого округа. Устроит?

— Остановите машину! — нахмурилась я, чувствуя подвох. — Сейчас же!

— Угу, и у кого где огонь вы туристам будете возле Эйфелевой башни рассказывать? На предсказания у вас тоже нет лицензии. Так что поехали выяснять, что за шампанским вас накачали.

Я томилась в нетерпении на одном из безликих кресел полного серого официоза медицинского здания. После американо из кофе-машины, который после нехитрых манипуляций медсестры мне сунул в руки Лембит, в голове немного просветлело. Французский доктор, похожий на сушёную донскую сельдь с очочками, протёр ватной палочкой горящее пятно на моём лбу, и из фразы, которой Роберт Лембит перекинулся с ним, я поняла только то, что «мадемуазель что-то там о какой-то интересный трюк». Ненавижу французский — это не язык для поцелуев, его придумали специально, чтобы я никогда ничего не поняла.

— Что ещё за трюк? — спросила я у Лембита.