Маргарита Ардо - Новая жизнь Нефертити

— Ему обеспечен срок здесь, в Каире. Организованная преступность, похищение — несколько уголовных статей. Будет доказана сопричастность к организации мятежа в Египте? Присудят смертную казнь. Это не Европа, здесь её никто не отменял. Какой может быть контракт после этого?

— А… — с замирающим сердцем спросила я.

— Я проверю каждого, пока не выясню, кто. Бригада, которая едет к нам, работает на совесть.

— Правда? — по моей щеке сама собой скатилась слеза.

— Правда. Плакать не надо. Всё. Будет. Хорошо, — сказал он с уверенностью отбойного молотка.

И у меня не получилось не поверить. Внезапно с мягкостью, какую невозможно было от него ожидать, Лембит взял меня под локоть и улыбнулся:

— Иди, садись. Ты устала.

И зевнул.

— Ты тоже…

Я послушно села к кресло, потому что ноги и в самом деле не держали. Шморгнула забитым от так и не хлынувших слёз носом. Лембит протянул салфетку. Осторожно коснулся моего плеча тёплой большой ладонью, присел напротив, чуть сощурился, словно у него слипались глаза, но тут же снова поразил улыбкой:

— Кофе тут неплох, попробуй. Хочешь покажу тату? Повязку уже сняли.

Я посмотрела на него удивлённо:

— Ты что, меня успокаиваешь?

— Получается?

— Ну так… — сказала я и поняла, что это неправда, ему снова удалось поймать мою истерику в ловушку и заземлить, как громоотвод молнию.

— Погоди. — Лембит, чуть согнулся и приподнял штанину, обнажая драконью пасть на крепкой, литой голени.

Я с удивлением воззрилась на тату и вытерла слезу.

— Вот такая обычная китайская дрянь, — скривился Лембит.

— Довольно симпатично, — проговорила я.

— Лгать у тебя не получается.

— Нет, в самом деле, ты просто предвзят. Мне нравится.

Тень улыбки в уголках губ оказалась приятной. Лембит подался ко мне всем корпусом, и я увидела в его взгляде искренний интерес.

— Ты говорила о мечтах, Дамира. О чём именно ты мечтала?

— О Египте, хотя сейчас я здесь, и это не радует. Я хотела стать египтологом, археология сродни криминалистике: нужно выяснить по малым деталям, что произошло, найти улики, выстроить алиби, восстановить картину веков… Сегодня я была в «Музее человека» и видела, как работают в лаборатории… — при мысли о мумии я вздрогнула, ассоциации возникли не самые лучшие. Затем грустно заключила: — Мне нравилось разгадывать загадки. Но из меня не вышло ни того, ни другого.

— Тебе всего двадцать три. Что мешает?

Я потянулась к кофе, голова снова начала кружиться. Лембит тоже потянулся к стаканчику, наши пальцы внезапно соприкоснулись, и я поспешно убрала руку. Он подвинул стаканчик мне, и тёплое ощущение от прикосновения осталось на моих пальцах. Приятно. Я поднесла кофе к губам.

— Так что мешает? Ты увлечена, это очевидно, — повторил он.

— У меня не получилось, — удручённо призналась я. — И даже изменить жизнь не получилось, а что вышло, ты видишь. Наверное, не все мечты должны сбываться.

— Странная сентенция, в исторических фактах и дедукции ты более логична, — ответил Лембит.

Я пожала плечами.

— Всё это, — он ткнул рукой в сторону Луксора, — только эпизод. Неприятности случаются и так же заканчиваются. Остальное — твоя жизнь, и ты можешь делать с ней всё, что захочешь.

— Разве?

— Уверен. Я зарёкся спорить, но с тобой поспорить могу на то, что ты выберешься, и у тебя всё будет хорошо.

— Опять проспоришь, — невольно хмыкнула я.

— Нет.

Роберт посмотрел на меня долгим взглядом, заражая уверенностью и спокойствием. И вдруг зевнул. Я тоже. Усталость навалилась снова, будто накрыла пыльным, старым мешком.

— Давай спать? — сказал он, и его слова прозвучали где-то очень далеко.

Полноводный Нил катит бутылочного цвета воды, остроносые лодки тонкие, длинные, будто сплетённые из прутьев, уносят по волнам голых рыбаков. Я стою на берегу и удивляюсь: как они не боятся крокодилов? Я их ужасно боюсь…

Нянюшка манит меня к резным носилкам с вышитыми искусно шторками, я забираюсь в них, и она садится рядом со мной. Нас начинает тянуть немного назад, — это огромные смуглые рабы поднимают носилки и, мерно покачивая, несут по дорожке мимо пышных папирусов. В тени раскидистых сикомор становится прохладнее, хорошо. Я тереблю в пальцах подол чудесного нового платья из тонкого льна, с плеча сползает расшитый голубыми цветами шарфик — подарок отца. Сквозь прозрачную ткань видны мои пальцы и браслеты со скарабеями. Я подношу к носу и нюхаю. Шарфик пахнет нежно — так же, как и мои волосы, умащенные каплями, стекающими медленно с конуса с благовониями на моём парике. Это самый приятный на свете запах — драгоценной мирры, привезённой из восточных земель. Нянюшка что-то рассказывает, но я её не слушаю, мне не терпится домой. Моё сердце бьётся радостно. Посыльный доложил: отец приехал в Фивы из нового города.

Наконец, за оконцами промелькнула оливковая аллея, колоннада, слепящая на солнце глаза белизной и яркими фигурами богов. Дворец! По дорожкам снуют люди и стража, маленькие, как жуки, на фоне грандиозного здания. Отец говорит, что мы будем жить в более красивом дворце скоро, в самом прекрасном!

Рабы почтительно ставят носилки на площадку, и я бегу по ступеням, а затем по дворцу, не обращая внимания на поклоны придворных, на красочную роспись на стенах, на слуг, на синие лотосы в чаше, на которые падает солнце из окон, я врываюсь в просторную залу и вижу Эхнатона. Отчего-то он кажется большим, словно я маленькая девочка. Но я люблю его. Он распахивает руки, я бегу к нему и… падаю. Лицом в подушку, которая пахнет дешёвым стиральным порошком.

Я разлепила с трудом ресницы, не сразу поняла, где я, но затем осознала: это гостиничный номер. Сердце ещё билось взволнованно. Снова сон… Настолько реальный, что, казалось, я действительно только что выбежала из царской залы и провалилась в другую реальность. Финн — Эхнатон — обманщик… По сердцу резанула боль обиды, я отмахнулась от неё. Не хочу больше! Всё!

Голова гудела, во рту было сухо до скрипа, будто там рассыпались пески Сахары. Я перевернулась на спину и окончательно проснулась. Рядом спал Лембит. Одетый. Я опешила, припоминая, что он собирался лечь на диване…

Платье египетской царицы по-прежнему было на мне, я даже не удосужилась снять ожерелье из золотых пластин. И перстни. Боже, я просто выключилась?! Я напрягла память: последним, что я помнила, было кресло. Лембит перенёс меня? Хм…

Я посмотрела на Роберта. У него самого был такой вид, словно он просто рухнул на постель. Хоть без туфель, и то дело.

Спящий, Лембит выглядел не каменным, а почему-то добрым… Он лежал на животе, подложив под щёку ладонь, словно умаявшийся огромный мальчишка, и громко посапывал. Нос забавно наморщил. Захотелось дотронуться и увидеть его глаза спросонья. Представилось, как он вскочит, взъерошенный и внезапно смешной, провалив напрочь суровый инквизиторский имидж. Эх, жалко будить.