Маргарита Ардо - Новая жизнь Нефертити

— Поцелуй меня, — попросила я.

И он поцеловал. Нежно обхватил мои губы своими, нежно коснулся шеи, провёл ладонью по спине. Захотелось ответить тем же, потому что мы живые, мы можем и ничего не помешает! Мы целовались с открытыми глазами, пропадая в зрачках друг друга, отражаясь в них до головокружения. Одежда упала на пол. Роберт взял меня на руки, перенёс на кровать. Волны тепла перетекали друг в друга; одно движение в другое. Медленно, будто танцуя, с одним только желанием — отдать то, что струилось изнутри навстречу. Касание губ, горячая кожа к прохладной, смешение запахов, смешение ласк, словно руки, живот, бёдра, губы, всё было продолжением сердца и не могло дарить ничего, кроме нежности. Наши тела переплелись в едином ритме и, окружённая его силой и лаской, я растаяла, растеклась, словно тёплый мёд. Совсем другая… любовь…

— Спасибо тебе за всё, — прошептала я, укладывая голову на его широкую грудь.

Он обнял меня обеими руками и затих. Лежать, приникнув друг к другу, слушать его дыхание было бесконечно хорошо, словно для блаженства и понимания не нужны слова. Не было «до», не было «после», просто мы. Сейчас.

Наконец, Роберт поцеловал меня в лоб и аккуратно переложил на подушку.

— Прости, они меня всё-таки ждут.

— Да, иди, — улыбнулась я.

Он встал, подобрал брюки. Натянув на себя простынь, я села и решилась:

— Роберт, Арина Лавуазье прислала мне дневник Катрин Беттарид.

— Что?! — Он застыл, воззрившись изумлённо.

— Извини, что не сказала сразу.

Роберт в одно мгновение натянул на себя штаны. Присел рядом, подхватив поло. Я закусила губу.

— Дневник придётся приложить к делу? — спросила я.

Сосредоточенный взгляд в ответ.

— Думаю, да.

Я сглотнула и опустила глаза.

— Там много того, что мне сложно принять… Про меня. Я ещё не всё прочитала, точнее, совсем не много. Искала ответы, но… Прости, мне правда не хотелось бы, чтобы ты это читал…

Роберт молчал и ждал, что я ещё скажу.

— Впрочем, ладно! Лучше, чем я есть, я всё равно не буду, — не выдержала я и привстала с кровати.

Он остановил меня.

— Ты сама сказала, любят не потому что.

Я пожала плечами.

— Ты не читал того, что там есть…

— Ты производишь наркотики?

— Нет.

— Воруешь маленьких детей? Занимаешься работорговлей? Торгуешь оружием с террористами? Пьёшь кофе с лимоном?

— Нет! Нет! Нет! И Нет! — расширив глаза, воскликнула я и даже подпрыгнула от возмущения. — А при чём тут кофе?

— А не при чём, — он щёлкнул меня тихонько по носу и улыбнулся.

Инквизитор выдал индульгенцию.

— Просто я хотела выяснить, почему. До конца… — вздохнула я.

Он накрыл ладонью мою руку.

— Тогда читай. Никто не может знать, что ты уже нашла дневник среди вещей в чемодане. — Роберт поцеловал меня в лоб, натянул поло и направился к выходу. — До вечера. Потом будет подозрительно.

И я прочитала. Это была трепанация души. Жёстко, без обезболивающего. Казалось, Катрин не позволяла себе чувствовать, поставив во главу угла контроль и наблюдение. И даже цитаты мудрецов, часть из которых я слышала от папы, в её интерпретации служили лишь доказательством того, что мир иллюзорен, и в нём никого нет. А значит, некого жалеть, некого любить. Она возомнила себя демиургом, способным собственными руками сотворить вселенную, точнее, цивилизацию для начала. Не вышло.

Её мир, полный богатств и возможностей, был лишён блага. Окруженная людьми, Катрин оставалась страшно одинокой и кичилась этим, уверенная, что однажды взрастит тех, кто будет думать, как она; верить, как она; поступать, как она…

Порой мне приходилось останавливаться и делать перерыв, потому что переварить всё это было сложно.

Кажется, Катрин Беттарид собиралась выстроить новый Рейх. О нём она тоже упоминала, сухо анализируя ошибки и возможности. Страшно было читать о том, что для неё «Третий Рейх был прогрессивен»; Катрин утверждала, что за скачок в медицине, науке и технике мир должен с благодарностью вспоминать именно его, указывая, что «принципы и мораль не важны, когда работаешь на результат». Кстати, и инициации в «Ортус Ра» проводились в саркофаге, установленном в тайном алтаре особняка Бель Руж, — так же, как у адептов особого отделения Третьего Рейха. Это была идея Катрин, а не её далекого предка.

Я не знаю, что сделало Катрин Беттарид такой — дневник касался только проекта «Нефертити» и его скрупулёзной подготовки. Она в самом деле искала Жезл первых фараонов, символ власти, привезённый в земли Древнего Египта посланниками богов. Ссылаясь на Платона и переводы древнейших текстов, Катрин считала первых фараонов потомками погибшей Атлантиды — цивилизации с одинаково развитой магией и технологиями.

Катрин Беттарид вызывала парадоксальные чувства: она была больна властью и поражала глубиной познаний, организаторскими способностями, тщательностью в поисках, талантливыми переводами древних текстов. Изучив психологию, физиогномику и нейролингвистическое программирование и даже гипноз, Катрин умела обаять, когда считала необходимым, влюбить в себя, привязать, но только в интересах дела. Если и было в её жизни что-то личное, то не в этом дневнике. Она неоднократно повторяла: «включить»/«выключить эмоции» и следовала этому. Вот только в гробнице сорвалась…

Я думаю, что пружина, которую она сдавливала до бесконечности, всё-таки достигла предела. Всё в мире стремится к равновесию, нельзя передавить одно и не ожидать, что оно не отскочит тебе в лоб.

Катрин в самом деле считала себя реинкарнацией визиря Айе и маниакально стремилась вернуть себе то, что потеряно, окружала себя вещами периода восемнадцатой династии, изучала язык. А ещё она искала девушку, похожую на Нефертити. Зачем? Моя версия была верна — по задумке Катрин Беттарид, современный двойник должен был исчезнуть, отключиться в гробнице под воздействием добавленных в вино веществ и освободить «место» для Ка Нефертити. Тело как ловушка. И ключ к тайнам.

Планировалось получить Жезл власти и узнать то, что не дано остальным, — сакральные тайны ожившей свидетельницы великих перемен и удивительную говорящую куклу, которую планировалось уничтожить в случае, если контакт будет не удачен.

Мне было до дрожи жутко читать об этом и переживать заново то, что случилось со мной. Фантастически? Роберт скажет, да.

Как они вышли на меня? Догадка о работе хакеров была верной. Франсуа Клавье, тот самый «жених-извращенец», оказался одним из них. Макаров не заплатил ему полную сумму, и потому Франсуа мелко отомстил, написав заявление в полицию. Это уже выяснилось позже из показаний Макарова. Кстати, за содействие следствию ему сократили срок заключения до трёх лет, а главное, — ему удалось избежать смертной казни.