Джейн Корри - Я отвернулась

Что, правда? Я не представляла, как такое может быть. Когда я упомянула, что моя мать умерла, от меня стали шарахаться еще больше. Быть другой — в этом нет ничего хорошего.

— Надеюсь, теперь, дома, ты встречаешься со своим Питером?

Я опять покраснела. Он не был «моим» Питером, но слышать такое было приятно.

— Мы встречаемся, чтобы вместе почитать стихи, собственно говоря, — выдала я желаемое за действительное. Я даже не знала, любит ли Питер стихи.

— Ха! — Ее индюшачья шея заколыхалась от смеха. — Они все еще пользуются этим предлогом? Отец Шейлы закадрил меня именно так. А потом видишь, что случилось.

Я вспомнила, что отец рассказывал мне о мистере Гринуэе, которого убили в бою во время войны.

— Сочувствую. Тебе, наверно, было очень тяжело, когда он погиб.

— Погиб? — Ее взгляд внезапно посуровел. Она снова стукнула кулаком по креслу. В голосе послышалась горькая злость. — Майкл не погиб. Он просто свалил, когда началась война, чтобы спасти свою жопу от призыва.

В другое время меня шокировало бы такое грубое выражение. Однако тогда меня поразило иное.

— Майкл? — повторила я. — Но так зовут и моего брата.

Бабушка Гринуэй усмехнулась.

— Ну да. Назван в честь дедушки. Дурацкие сантименты. Тот ублюдок — извини за мой французский — бросил меня беременной. Теперь-то это в порядке вещей. Матери-одиночки живут и в ус не дуют. Но тогда никто не хотел даже разговаривать со мной. Дети в школе издевались над Шейлой. Откуда, ты думаешь, у моей девочки такая обида на весь мир? «Незаконнорожденная» считалось ругательным словом. В те дни трудно было расти принесенной в подоле. А потом, как ты уже в курсе, ее отправили в приют, а я выбивалась из сил, чтобы найти нам крышу над головой, пока наконец не добилась ее возвращения.

Знал ли об этом мой отец?

— Только никому не говори, — предупредила старушка, словно прочитала мои мысли. — Лучше бы мне было держать рот на замке. Шейла меня убьет, если узнает, что я проболталась. Но я хочу, чтобы ты остерегалась. Моя дочь вся такая манерная и, типа, правильная, потому что хочет уйти как можно дальше от своего прошлого. Если она сделает что-то, чего не следовало — даже любую мелочь, — она всегда будет все отрицать, чтобы избежать ответственности. Как в случае с таблетками, о котором ты мне рассказывала.

Я до сих пор очень переживала из-за этого.

— Ну вот, теперь ты знаешь, почему она такая, какая есть. — Миссис Гринуэй глубоко вздохнула. — Наверно, и я виновата, что она росла без отца, разве нет? Она же не просила рожать ее вне брака, отвергнутой обществом. Да, у нее не все в порядке с головой, что есть, то есть. Так что мы должны отнестись к ней снисходительно.

«Мы» должны? Я с трудом успевала воспринимать все это. Казалось, старушка никак не может перестать говорить.

— Когда Шейла встретила твоего отца, она решила, что ее молитвы услышаны. Она годами пыталась найти подходящего мужчину. Всегда завидовала твоей маме. Постоянно говорила, что хочет быть такой же, как она — с симпатичным мужем и маленькой дочкой.

Внезапно я вспомнила, как однажды в выходной к нам зашла Шейла и попросила отца помочь ей залатать прохудившуюся водосточную трубу. Мама была не в восторге, потому что это произошло прямо посреди нашего воскресного обеда. А еще я вспомнила, как сразу же после свадьбы Шейла избавилась от старой маминой одежды, которую отец бережно хранил, — его это очень расстроило, — и поменяла всю мебель в спальне.

— Но я знала, что все пойдет наперекосяк. Из-за ее детства. — Голос старушки стал тише. — Есть вещи, которые никогда не забудешь.

Она замолчала. Затем накрыла своей старой высохшей ладонью мою.

— Просто будь осторожна, Элли. Вот и все. — Она опустила голову. — Устала я что-то. Отвезешь меня обратно? Вот, хорошая девочка.

Сразу после рождения Лиама Барри рыдает, как дитя.

— Ты подарила мне сына, — всхлипывает он, прижимая меня к себе.

— Осторожней, — говорю я. — Ты его раздавишь.

Он отодвигается. У него мокрые глаза.

— Я сделаю для вас обоих все, что в моих силах. Обещаю.

И он старается. По крайней мере, так кажется в то время. Находит новую работу на стройке. Мне приходится баюкать малыша всю ночь, чтобы он не плакал, потому что Барри встает рано утром и должен выспаться. Он всегда возвращается вовремя, чтобы помочь мне уложить Лиама. Кроме пятниц. Вот тогда он приходит поздно, и от него пахнет алкоголем. Обычно у него при себе пачка денег, так необходимых нам на квартиру и еду. Но однажды вечером я не нахожу их в кармане его джинсов.

— Где твоя зарплата? — спрашиваю я.

— Не твое дело, черт побери.

Барри ругается, только когда выпьет лишнего.

Затем он хватает меня и лезет руками в трусики.

— Сегодня нельзя, — говорю я ему. — Опасные дни.

Но он пьян и потому не слушает. Ребенок плачет в колыбельке, когда он заваливает меня на кровать.

В следующем месяце я снова беременна.

— Тебе следовало быть осторожней, — замечает он мне.

— Это была твоя идея! — кричу я в ответ. — Куда нам еще один голодный рот?

— Я ведь работаю, чего ты?

— Этого мало! — огрызаюсь я. — Нам едва хватает платить за квартиру. Про еду уж и не говорю.

Он приближает ко мне лицо. Я пытаюсь отодвинуться, но он меня держит.

— Я недостаточно хорош для тебя? Это ты хочешь сказать?

Он замахивается другой рукой. Меня пробирает дрожь. Раньше Барри меня никогда не бил.

— Ладно, наверно, ты прав, — говорю я, осторожно отступая. — Мы как-нибудь справимся.

Но в следующем месяце, в пятницу, он возвращается домой в обед. Пьяный в стельку.

— Что-то ты рановато, — говорю я.

Он смеется. Это горький смех.

— Они распустили нас всех, представляешь? Эти ублюдки свернули очередной строительный проект.

У меня по спине бежит холодок.

— И что же нам теперь делать?

— Сяду на пособие, пока не найду другую работу. — Он делает большой глоток из бутылки водки, которую держит в руках. Затем ставит ее рядом с собой на пол и начинает похрапывать. Я быстро прячу водку подальше от Лиама. Он уже начинает ходить и хватает все подряд.

Но когда я наконец укладываю сына спать, то осознаю, что бутылка снова у меня в руке. В мгновение ока я допиваю ее до дна.

Я вытягиваю руки, пытаясь нащупать стены. Ничего не вижу. Затем спотыкаюсь и вскрикиваю. Эхо возвращает мой крик.

— Тим! — кричу я.

«Тим! Тим!» — откликается эхо.

Я осторожно продвигаюсь вперед, считая шаги. Раз, два, три… Впереди слабый свет. У меня перехватывает дыхание. Я поворачиваю за угол…