Анна Иванова - Вера. Надежда. Смерть [СИ]

— Не задумывалась об этом раньше.

— Почему же? Разве в прошлом случае вы не узнали о происшествии из его передачи?

— Да, но… Постойте! Если бы вы были правы, сейчас я тоже ему бы позвонила. Но я этого не сделала. И не собираюсь.

— Что ж, с этим разобрались. Видите, не так уж все сложно, как кажется на первый взгляд.

— Вы правы, — усмехнулась я, — все гораздо сложнее.

— Несмотря на это, у вас несомненный прогресс. Вам есть чем гордиться.

— Человек, которому есть чем гордиться, вряд ли станет посещать психиатра. Простите, если задела ваши профессиональные чувства…

— Нисколько, — покачал он головой. — И все же. Вы не только боритесь со своими страхами, но и помогаете другим. Говорят, недавно вы буквально отбили у жестокого мужа больную жену.

— Говорят? Кто?

— Наш общий знакомый из полиции заходил. Олег Дмитриевич, помните такого?

— Он тоже ваш пациент?

Психиатр покачал головой.

— Значит, наводил справки, не сошла ли я с ума…

Николай Игоревич улыбнулся.

— И что вы ему сказали?

— Сказал, что вы в полном порядке, иначе я не подписал бы медицинское заключение, позволяющее вам обладать оружием.

— А на самом деле?

— Что вы имеете в виду?

— Что вы думаете обо мне на самом деле?

— Считаете, я бы мог выдать такой документ психически нездоровому человеку?

— Вы работаете с моим отцом, когда-то были знакомы с моей бабушкой…

— Я был в нее влюблен. Но будь вы хоть сама Маргарита Александровна, я бы все равно не подписал заключение, если бы не был уверен в вашем душевном равновесии. У вас нет навязчивых идей, вы не…

— А как же страх выходить из дома?

— Разве у вас нет повода бояться?

— У каждого есть. Случиться может что угодно.

— Но не каждый получает угрозы от человека, который причинил ему большую боль.

— Как думаете, — снова заерзала на стуле я, — он вырвал сережку у меня из уха специально, чтобы потом ею запугивать?

— Подозреваю, что таким образом он собирает трофеи, напоминания о каждой из своих жертв. Что-то вроде оленьих рогов, которые охотники вешают на стены.

— А Леша? — вспомнила я о маньяке, почерк которого спутала с манерой своего насильника. — Вы же с ним работали. Он тоже срывал сережки, чтобы хранить как трофеи?

— Алексей повторял ритуал убийства, рассказы о котором вызвали у него первую эрекцию. Те же, кто его когда-то совершил, сорвали обе сережки, а не одну, как в вашем случае, потому что собирались их продать.

— Простите, мне не надо было… — опустила взгляд на вздувшийся стык линолеума я. — Мне нужно вас благодарить за то, что не регистрируете мое лечение. Тогда бы мне не только пистолет, но и водительские права не дали. А я к вам вместо этого с претензиями.

— Аделина, вы задаете правильные вопросы. Вам необходимо разобраться в происшедшем, особенно в мотивах. Меня беспокоит другое. Насколько я понял, вы так и не начали выходить из дома одна, даже на несколько минут, как мы договаривались.

— Вы же сами говорите, мне есть, чего бояться.

— Но разве это повод не бороться со страхом?

— Какой смысл так рисковать?

— Почему вы решили, что риск увеличится? — улыбнулся психиатр. — Разве только вы серьезно полагаете, будто младший брат способен защитить вас от насильника?

— Николай Игоревич, вы сейчас хотите усугубить мое положение?

— Я хочу, чтобы вы задумались.

— Если я об этом задумаюсь, то вообще перестану выходить из дома!

— Но ведь до сих пор с вами ничего не случилось. Так вы полагаете, что причина в присутствии рядом четырнадцатилетнего паренька?

— Не знаю… Нет.

— Тогда вы не будете возражать, — он направился к двери и, выглянув из кабинета, позвал: — Егорушка, дружок, зайди к нам.

— Не жди меня, хорошо? — через силу улыбнулась я брату.

— Что, тебя уже в психушку упекли? — хихикнул он, но заметив, что никто не смеется, посерьезнел.

— Ничего подобного, — ответил за меня психиатр. — Просто мы с твоей сестрой договорились, что с этого момента она будет гулять одна.

— А, ну круто.

Егор направился к двери, но, когда психиатр отвернулся, поднес руку к уху, изображая телефонную трубку. Обожаю своего брата. И все же Николай Игоревич прав, я смогу дойти до дома одна. Тем более, что в сумочке у меня пистолет. Правда, когда пришло время подняться с похожего на древний пыточный инструмент стула, я не слишком обрадовалась. Пока шла к двери по мягкому, прилипающему к подошвам туфель линолеуму, колени подрагивали. Чтобы еще немного оттянуть неизбежное, я оглянулась на психиатра и спросила:

— А что значит, если человек врет всем, будто в армии совершил подвиг и получил за это медаль?

— Полагаю, — задумался Николай Игоревич, — он хочет почувствовать себя героем. В этом случае возможны два варианта: он либо вовсе не служил в армии, либо терпел там притеснения. Теперь он пытается заменить неприятные воспоминания ложными. По какой-то причине ему важно выглядеть в глазах окружающих храбрецом, а храбрость в его представлении тесно связана с этой наградой. Смею предположить, что ею наградили кого-то из его кумиров, образцов для подражания.

«Например, отца», — подумала я, закрывая за собой дверь.

Минус восемь килограммов. Раньше Надя взвешивалась каждое утро, страдала от набранных за предыдущий день ста граммов. Этот ритуал добровольной пытки никак не помогал уменьшить вес. Всю взрослую жизнь она балансировала на верхней границе нормы индекса массы тела, молясь никогда ее не перейти. Самым страшным кошмаром Нади было смириться с одиночеством и статусом старой девы, который ей пророчила мама, а там рукой подать до ожирения. Но вот, случилось то, что случилось. Она забыла обо всех навязанных со стороны кошмарах, забросила ставшие теперь бессмысленными ритуалы.

Сегодня тоже не думала взвешиваться. О существовании весов вспомнила, только когда привычным движением попыталась натянуть узкие джинсы, а те запрыгнули на ляжки, больно врезавшись между ног. Сначала Надя решила, что с джинсами что-то не так. Выпустила их из рук, наблюдая, как они сползают и опускаются к ступням. Потом увидела в зеркале собственное отражение. Нет, не тощая, но округлости между ног, что часто неприятно терлись друг о друга в жаркую погоду, исчезли. Чуть ниже даже появилась щель.

Раньше, чтобы ноги казались стройнее, она проходила мимо зеркала на мысках, а в люди выходила в обуви на высоких каблуках. Теперь можно было носить кроссовки, которые до этого надевала только пару раз в месяц в тренажерном зале. Перешагнула через джинсы, но прежде, чем пройти в ванную, к весам, накинула халат. Теперь Надя чувствовала себя голой некомфортно, как будто даже дома за ней наблюдали.