Меган Миранда - Девушка из Уидоу-Хиллз

Когда я пропала, по идиотскому стечению обстоятельств именно внимание прессы и телевидения спасло мне жизнь. За событиями следило столько людей, что поиски продолжались, хотя в душе мало кто верил, что в таком потоке можно выжить. И даже если бы я выжила, у меня не было практически никаких шансов вынырнуть где-то поблизости от люка, где я могла бы дышать. А уцепиться за решетку и быть замеченной — и того меньше. Каким чудом Шон Колман оказался в нужном месте? Вот чем эта история всех так цепляла.

К сожалению, на том дело не кончилось.

Людям хотелось большего. Им вечно нужно выжать из тебя все, зажать тебя в кулаке и не отпускать. Выразить тебя в одном предложении — чем короче, тем лучше. Чтобы сразу понять, кто ты и какая им от тебя польза.

Пока что меня оберегал интерес полиции, но нельзя было сказать, сколько это продлится и где проходит черта, отделяющая свидетелей от подозреваемых.

— Я оставил кое-какую еду в холодильнике, — произнес Беннетт. — Еще нашел пульт у тебя в диване. И резинки для волос — там их штук двадцать.

— Ха.

— И браслет, — Беннетт кивнул на керамическую вазочку. — Только его надо починить.

— Какой браслет?

Я практически не носила украшений, они мешали на работе. Элиза вроде их тоже особо не жаловала, разве что куда-то на выход.

— С балетной туфелькой на цепочке. Никогда не думал, что тебя интересует балет. Впрочем, сегодня у нас день открытий.

Я непонимающе замотала головой. Браслет лежал в коробке в спальне. Вместе с другими вещами матери.

— Не твой?

Беннетт взял браслет, изящный и деликатный; цепочка свесилась между его большим и указательным пальцем. Два звена разъединены.

— Мой. То есть мамин.

Балетом я занималась только в детстве. И вообще не воспринимала пятилетнюю девочку в розовой пачке серьезно.

Браслет скользнул ко мне на ладонь, я зажала его, чтобы не дрожала рука. Заметила порез на запястье. Представила себе браслет — на том же месте.

— Ты его в гостиной нашел? — спросила я.

— Под диванной подушкой, — ответил Беннетт. — Короче, я пошел, а то не высплюсь перед завтрашней сменой. Ты точно сама справишься?

— Ага.

Мне не терпелось проверить коробку, понять, что происходит. Соседство с Риком больше не внушало мне чувства безопасности, хотя я и не призналась в этом Беннетту.

— Элиза собиралась заскочить перед ночной сменой. Ну и я не буду отключать телефон, так что звони.

Беннетт вытянул руку, как бы приглашая меня обнять. Мы обнялись — вышло натянуто и неуклюже. Мы оба явно притворялись. Арден Мэйнор была для него чужой.

Как, впрочем, и для меня.

Едва Беннетт ушел, я обмотала браслет вокруг запястья, примерив его к порезу. Вдруг вспомню что-то из своих ночных похождений.

Может, я достала браслет из шкафа и надела его?

Я помнила, как цепочка вечно болталась у моего уха, пока мама заплетала мне косички. Она носила браслет постоянно, даже когда я больше толком не могла танцевать. После операции кость долго срасталась, ткань плохо заживала из-за вывиха, и рука потеряла пластичность. Тем не менее мать упорно продолжала записывать меня в балетный класс, пытаясь кому-то что-то доказать.

Шесть месяцев спустя мой шрам красовался в прессе, мать даже продала какие-то фотографии для публикации. Интересно, сколько я тогда стоила.

Я ненавидела внимание. В пятую годовщину, уже в состоянии сама за себя решать, я отказалась участвовать в этом цирке. В десятилетний юбилей не осталось сомнений, что мать выставляла меня как товар.

Арден Мэйнор напоминала персонаж из книги, которую я когда-то читала. «Опишите ее в трех словах: смелая, способная, стойкая». Роль, выученная наизусть, ставшая неотделимой от человека.

Только я больше не была той девочкой.

В старших классах у меня обнаружились способности к бегу. Победа зависела не столько от физической сноровки, сколько от силы воли. Мало кто с этим соглашался. На бегуна я явно не тянула, у меня не особо длинные ноги, и все же я разгонялась так, что никто не мог за мной угнаться. При этом обычно я даже в салочки проигрывала, меня вечно салили первую. Зато у меня было скрытое преимущество: давно усвоенный урок, что выносливость — усилие воли, а не тела. На короткое время я превращалась в кого-то другого. И тот другой голос говорил мне «держись», как если бы от этого зависела моя жизнь.

Однако мою мать не заботило, что я перестала быть той девочкой, она упорно не снимала браслет. Никогда не понимала остервенения, с которым она цеплялась за тот образ.

После десятилетнего юбилея браслет мне больше не попадался на глаза. В то время из дома начали пропадать вещи: что-то мать продавала, что-то теряла. Я решила, что и браслета больше нет.

А теперь он здесь. Сначала в коробке, потом в гостиной. Может, я надела его и обронила — до того, как наткнулась на Шона Колмана?

Наконец-то я была одна. Ни Беннетта, ни Элизы, ни следователя Ригби, ни даже Рика. Только дом с его тайнами, которые мне предстояло открыть.

ЭММА ЛАЙОНС: Мистер Колман, расскажите, пожалуйста, как вы нашли девочку.

ШОН КОЛМАН: Да случайно. Чистое везение. Возвращался домой после очередных поисков, решил срезать путь к своему грузовику. Тогда все улицы в Уидоу-Хиллз были забиты машинами. Вот я и шел напрямик. И вдруг увидел.

ЭЛ: Что именно вы увидели?

ШК: Увидел руку и сразу понял, что это она.

ЭЛ: И что вы сделали?

ШК: Позвал на помощь. Обхватил ее запястье и стал звать на помощь, но никто не слышал. Тогда я снял ремень и обвязал ей руку. Ну и продолжал звать на помощь, пока кто-то не услышал. Не хотел оставлять ее одну. Меня долго никто не слышал.

ЭЛ: А вы девочке что-нибудь говорили?

ШК: Ну да, я все время повторял: «Все хорошо. Все хорошо, Арден. Можешь открыть глаза».

ЕСЛИ ЦЕЛЫЙ ДЕНЬспать, то потом не заснешь ночью. Мой суточный ритм сбился из-за событий последних дней, и голова плохо соображала.

Накануне, после ухода Беннетта, я первым делом проверила посылку с вещами матери. Прихватила из кухни скамеечку и направилась прямиком к шкафу, чтобы достать ее с верхней полки. Но коробка стояла на полу в другом углу комнаты.

Внутри все было на месте: свитер, полотняная сумка, телефон. Даже пакетик из-под браслета.

И никакого ножа.

Браслет валялся теперь на тумбочке у кровати; я смахнула его в ящик, который сразу же задвинула — с глаз долой.

Весь остальной дом казался одновременно привычным и чужим. Чувствовалась то ли организованность Беннетта, то ли любопытство Элизы. Кто-то явно трогал вещи. Чем дальше я искала, тем больше удивлялась: зачем кому-то понадобилось шарить в моих шкафах и ящиках? Или мне это просто мерещилось, а на самом деле все так и лежало?