Меган Миранда - Девушка из Уидоу-Хиллз

— Кого убили?

— Ты его не знаешь. К тебе это не имеет никакого отношения.

— Я сейчас приеду, — засуетился Джона. — Тебе нельзя оставаться одной. Черт, прости, я же ничего не знал.

— Джона, не надо никуда ехать. Я не одна, не грузись.

Он прищурил глаза, ухватившись за новую зацепку.

— У тебя кто-то есть? Беннетт? Ну конечно. Ты всегда хотела, чтобы о тебе заботились. — Джона заговорил тише, явно расслабившись. — Ох, не ошибись.

— Не считай, что видишь меня насквозь.

Джона поднял одну бровь.

— Да ну?

Я сжала зубы; вечно он втягивал меня в бесконечные разговоры, неизменно приводящие в нужное ему место.

— Оба варианта не могут сосуществовать, Лив. — Как будто жизнь подчинялась его логике, и можно сколько угодно искажать факты, доказывая свою правоту. — Ты либо с кем-то встречаешься, либо нет.

— Не твое дело.

В его стакане звякнул лед. Он отхлебнул, прежде чем продолжить.

— Смотри: сейчас девять вечера, ты дома, одна. Думаю, мы оба знаем ответ.

Типичная тактика Джоны — хождение по кругу. Так же, как он делал у себя на семинарах, во время наших встреч. Всегда на коне. Однако он ошибался, считая себя единственным, кто понял, что мне нужно.

Я наконец видела его таким, какой он есть. Клещ, существующий за счет чужого внимания. Самоутверждающийся за счет того, кто моложе и неопытнее.

В колледже я никогда не сближалась с однокурсниками, избегала разговоров о выходных у родителей или планах на каникулы. Я с головой уходила в учебу, записывалась на стажировки, подрабатывала, и Джоне нравилась моя целеустремленность, моя внешняя неприступность. И то, что он мог вертеть мной как хотел.

Три секунды до окончательного освобождения.

— Джона, больше не звони.

Наконец я сделала то, что следовало сделать давно, год назад, даже раньше, сразу после его первой записки: «Весь день думал над вашим замечанием». Та же эйфория — тогда и сейчас, когда я заблокировала его номер.

Сон без таблетки был чутким. Среди ночи я слышала проезжающую машину и представляла Натана Колмана, которого непреодолимо тянуло к месту смерти отца. Нас всех вновь сталкивала судьба, и я впервые узнала в ком-то саму себя. Человека, в котором уживаются тоска и надежда. В котором, вопреки логике Джоны, уживаются две правды, две личности, и обе совершенно реальные.

Я поняла, что ее нет, еще до того, как проснулась.

Чисто интуитивно.

Свою дочь я знала, как никто другой. Когда Арден была маленькой, я чувствовала, что она заболевала, еще за день до болезни. Когда она сбегала по склону за домом, я за секунду до падения понимала, что она вот-вот упадет.

Семнадцатого октября я проснулась раньше обычного от какого-то щемящего чувства внутри. Стала звать дочку по имени, даже не дойдя до ее комнаты. Помню, бешено колотилось сердце, хотя я не понимала почему.

И тогда я увидела пустую кроватку. Худший из кошмаров — наяву.

Меня часто спрашивают, верила ли я в то, что Арден найдут живой, особенно на второй, на третий день поисков. Я всегда отвечала утвердительно — и не лукавила. Потому что кроме того, что дочка пропала, я знала и другое: она не из тех, кто сдается.

Во время родов она так брыкалась и кричала, что ее было слышно в соседнем округе.

Я точно знала: моя дочь не покинет этот мир без борьбы.

ПРОСНУВШИСЬ,я с облегчением увидела, что в комнате ничего не изменилось. Стремянка на месте в шкафу, крючок закрыт, телефон рядом на тумбочке. Я даже окно предварительно заперла, чтобы сложнее было выскочить. Только вчера и обнаружила, что оно вообще запирается.

От Элизы по-прежнему ни слова. Ничего не оставалось, как заскочить к ней перед работой. То, что она меня избегает, задевало больше, чем можно было ожидать, учитывая мою историю. С другой стороны, я частично винила себя в том, что произошло между ней и Беннеттом. Думала, что смогу уговорить ее вернуться.

На этот раз у подъезда пришлось подождать; видимо, я пропустила утренний поток перед и после смены. Дверь открыл мужчина из квартиры напротив Элизы. Меня не узнал, в спешке прошмыгнув мимо.

— Простите, вы Элизу не видели?

Он обернулся, придержал дверь, силясь понять, кто я такая.

— Она съехала.

Внутри все опустилось.

— Съехала?

Мужчина пожал плечами.

— Квартира свободна, больше ничего не знаю. Можете спросить ее соседку из 121-й, как ее — Эрин, что ли? Они общались. Кажется, работали вместе в больнице. Наверно, она уже ушла на работу. Мы все обычно выходим в одно и то же время.

Он посмотрел на часы и отпустил дверь.

Никакой Эрин я не помнила; впрочем, та могла работать и в другом отделении.

Элизина квартира была заперта, даже коврик и венок исчезли. Дальше по коридору хлопнула чья-то дверь. 121, подумала я, однако оттуда никто не вышел. Возможно, мне показалось, и звук долетел из коридора за углом.

И все же, проходя по коридору, я остановилась перед квартирой 121. Обычная дверь, ничего примечательного. Я дважды постучала и явно различила внутри движение. Как будто кто-то стоял с другой стороны двери. Перед зрачком промелькнула тень.

— Простите, я ищу Элизу, — на всякий случай сказала я.

Никто не ответил. Неужели опять померещилось?

Я вдруг вспомнила: Элиза была сама не своя у меня дома, ее пугала близость места преступления. Натан тоже сразу спросил, не страшно ли мне тут. Даже он чувствовал опасность, исходящую от моего дома. Стоит ли удивляться, что она уехала? Разве я не сделала бы того же, если мне было куда бежать?

В больнице все старательно делали вид, будто ничего не происходит. Передо мной либо мелькали нарочито приветливые лица, либо со мной избегали встречаться глазами, срочно утыкаясь в телефон.

Все знали, что возле моего дома найден труп. Все знали, что я приходила в больницу в сопровождении следователя. Нетрудно представить, какие слухи и сплетни понеслись по больнице.

Против обыкновения, я зашла в кафетерий выпить кофе и позавтракать. Надеялась, что кофеин поможет собраться с мыслями.

В кафетерии почти никого не было. И все же я ощущала на себе взгляды, слышала перешептывания. На выходе столкнулась с медсестрой «Скорой помощи». Та отступила в коридор и чересчур громко сказала: «Доброе утро!», будто не ожидала увидеть меня на работе.

Возможно, я все напридумывала. Она могла меня вовсе не знать и заговорить громко от неожиданности, столкнувшись с кем-то в дверях.

Я поднялась по лестнице. Тридцать два шага. Точно тридцать секунд между щелчком закрывающейся двери на первом и зумом открывающейся на третьем.

Мое крыло на удивление пустовало. Сегодня я вошла сюда позже, чем в пятницу. Обычно в это время утренние обходы и административные совещания были в полном разгаре.