Меган Миранда - Девушка из Уидоу-Хиллз

Повезло, что дом вообще уцелел после стольких лет.

Поравнявшись с домом, я остановила машину. На противоположной стороне росло несколько деревьев, за которыми начинался лес. Мы жили на самой окраине. Возле соседних домов — никаких машин. В окне кто-то мелькнул, и я двинулась дальше вдоль улицы, следуя по собственным стопам в ту ночь.

В самом конце улицы — поворот налево; здесь меня предположительно смыло с дороги. Я остановилась и вышла из машины. Редкие деревья, между ними — уходящая в лес канава. Туда-то и потащил меня грязевой поток, унося все дальше и дальше по траве и корням.

Я видела запись экскурсии, во время которой людей шаг за шагом подводили к тому месту, где меня затянуло под землю.

К люку вела еле заметная тропинка. Протоптанная идущими по моим следам. Когда я подошла, люк оказался наглухо забитым. Никаких признаков того, что здесь когда-то случилось. Правильно, ведь здесь я потерялась, а не нашлась. И все же большинство туристов ходили именно сюда. Это место стало символом трагедии, самым популярным, с образом зелененькой кроссовки, застрявшей между прутьями решетки.

Я представила себе: проблеск надежды — и нога выскальзывает из обуви.

Вряд ли я тогда все еще спала. Просто сознание похоронило травмирующие воспоминания. Тот кромешный ужас, когда меня несло в темноту подземных труб.

Во время поисков журналисты делали предположения о том, куда именно меня могло унести, показывая в новостях карту водоотводной сети. Вычисляли, где я могла дышать, откуда и куда двигаться.

Только та карта, насколько я знала из статей и книги матери, была неполной. Раньше здесь находились шахты, и новые трубы проложили поверх уже существующих. В результате где-то остались старые люки. Все отмеченные на карте выходы обошли еще в первые два дня и ничего не обнаружили.

Позже высказывались предположения, что меня, должно быть, вытолкнуло в один из коллекторов со стоячей водой. Что мне, возможно, где-то даже удалось отоспаться.

Мне очень крупно повезло. Однако пришлось проявить мужество, настойчивость, не поддаться отчаянию и не испугаться.

Случилось не иначе как чудо.

Чтобы я выжила, понадобилось столько совпадений, что мое спасение граничило с фантастикой. Потому-то всех так и цепляла эта история.

Место, где я стояла, не вызвало во мне никаких эмоций.

Меня нашли ближе к реке, у одного из люков, принадлежавших старому ливнеотводу. Мать считала, что я вцепилась в решетку и не отпускала ее несколько дней, пока Шон Колман не протянул мне руку. Может, хоть там я наконец что-нибудь вспомню.

Я вернулась к машине и объехала город, выполняя инструкции навигатора. В телефоне был указан и путь пешком. Той же тропой шла Эмма Лайонс в сопровождении своей телевизионной команды.

В листве деревьев шелестел вечерний ветер, раздавался стрекот сверчков, изредка кричали птицы; иногда в кустах прошмыгивал какой-то зверек.

Должно быть, здесь в тот вечер проходил и Шон Колман. В своем единственном интервью он сказал, что оставил машину на окраине города и возвращался туда после дневных поисков, когда заметил мою руку.

Я сразу узнала место. Поляна с люком посередине. Рядом с ним еще сохранилась мемориальная доска, теперь заросшая высокой травой. Я стояла там, где когда-то стояла Эмма, комментируя происходящее. Шон Колман держит меня за руку — значит, я жива.

Во время спасательной операции ко мне подобрались сбоку, чтобы случайно не покалечить. Никто не отважился сверлить решетку над моей головой. Вместо этого рядом вырыли яму и просверлили бетонную трубу, достав меня из-под земли.

Я вышла на поляну, больше не огороженную лентой, сдерживавшей репортеров и толпу любопытных. Теперь, двадцать лет спустя, решетка люка и вырытая яма были наглухо заделаны.

Отодвинув ногой высокие стебли травы, я увидела покрытую слоем грязи доску:

Подошла ближе, заглянула в отверстие. Внизу капала вода, слабо отдаваясь эхом в колодце. Я наклонилась так близко, что на меня пахнуло холодом. Закрыв глаза, ощутила первые предвестники паники. Головокружение, как и при взгляде в пустую коробку, когда отчаянно ищешь то, чего там нет.

Я встала на колени и схватилась за решетку. Ладони сразу похолодели. Из темного отверстия пахнуло сыростью. Посветила телефоном — ничего, кроме стен и стоячей воды. Выступ от другой ответвляющейся трубы. Я представила, как карабкаюсь вверх к свету и наконец протягиваю руку и хватаюсь за прутья.

Чуть ли не лежа на решетке, я всматривалась в темноту, вдыхая весь скопившийся там ужас. Потом закрыла глаза, пытаясь хоть что-то вспомнить, однако ощутила лишь пустоту — притягивающая черная дыра вместо воспоминаний.

Открыв глаза, я увидела надвигающуюся тень, будто на солнце наплыло облако.

По шее и рукам побежали мурашки, прижатые к решетке легкие сдавило. За спиной хрустнула сухая трава.

— Не пугайся. — Его обычный, спокойный и уверенный голос.

Я медленно повернулась и поднялась; рука в кармане сжала ключи.

— Не можешь вспомнить, как там оказалась?

Джинсы и та же кожаная куртка, темные очки на голове, прищуренные, всматривающиеся в меня глаза.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, хотя знала ответ: он меня преследовал и выследил.

И теперь настиг, одну.

Натан осторожно шагнул вперед.

— Хочу понять, что ты на самом деле помнишь. В статье тебя назвали изощренной лгуньей.

— Ничего я не помню, — сказала я, отступая. Телефон в кармане; ключи в кулаке. Побежать можно к машине или дальше в лес…

— Как можно не помнить? Тебе же было шесть, почти семь лет. Разве такое потрясение можно забыть?

— Да, из-за травмы.

Повторила то, что слышала от других: что в такие моменты сознание как бы отключается, и мозг функционирует на самом примитивном уровне, заботясь лишь о выживании.

Ключи больно впились в кожу.

— Я хотел сказать, что знаю, кто ты. Но ты сама об этом заговорила, и я растерялся. Ясно, что только все испортил. Ты психанула, обнаружив статьи. Понимаю.

Типа он меня прощал, будто не он преследовал меня годами.

Я попыталась как можно незаметнее повернуться, чтобы Натан не всполошился раньше времени.

— Мне все равно, — соврала я. Хотя в тот момент меня заботило лишь одно: уцелеть.

Шон Колман мертв. Элиза мертва. И такой амбал вполне мог их укокошить.

— А тебе не должно быть все равно, — наседал Натан. — Вся та история трещит по швам, в ней столько дыр, что даже смешно. И никого это, похоже, не колышет. Звонки в полицию — неувязка; хождение во сне — неувязка; кроссовки — откуда?

Я остановила его жестом. Он просто спятил. Еще бы, десять лет себя накручивать. Десять лет как на вулкане. Все это я уже слышала от Эммы Лайонс.