Ванесса Сэвидж - Женщина во тьме

– Я гуляла одна, – обрываю собеседника.

Он пожимает плечами.

– Кто-то шел за вами по пятам от самого города, и я решил…

Вздрагиваю. Я думала только о мамином кольце, а шаги за спиной… Они, должно быть, тонули в шуме ветра.

Испачканные красками пальцы Бена касаются моей руки.

– В любом случае я рад, что решился выйти.

Наши пальцы встретились, и в этот самый момент кто-то прошел мимо окна. Представив, что было бы, окажись на его месте Патрик, я вздрагиваю.

Официантка, идя к нашему столику за пустыми чашками, переворачивает на входе табличку, меняя местами «Открыто» и «Закрыто». На ветру опять трясется и дребезжит входная дверь.

– Похоже, это надолго, кафе закрывается. Предлагаю пойти ко мне, – надевая куртку, говорит Бен.

Я не должна этого делать. Нужно возвращаться домой, приготовить ужин. Мне надо прийти раньше Патрика, иначе опять придется врать, выкручиваться, выдумывать.

И снова отвечаю:

– Почему бы нет?

Подходим к жилищу Бена.

– Вам нужно позвонить домой, чтобы сообщить, где вы находитесь? – спрашивает он, поворачивая в замке ключ.

Я молчу, и хозяин, открыв дверь, первым проходит внутрь. Она ведет прямо в полутемную гостиную, где в углу слабым светом мерцает дровяная печь.

– Знаю, уже почти лето, и топить ее сейчас глупо, – говорит Бен, – но в такой ненастный вечер…

Из темного деревянного комода – на его поверхности старые круги от влажных стаканов – галерист извлекает бутылку красного вина и два бокала. Наполнив их, один он протягивает мне, и я замечаю под ногтями Бена краску. Кобальтовая синяя, красный кадмий. Так знакомо и так непривычно. Накатывает тоска по тем временам, когда все, кого знала, пахли скипидаром и маслом, дешевой выпивкой и ароматизированным табаком, а под ногтями у них вечно оставались следы краски. Как быстро – от страха до восторга – менялось тогда настроение. Сейчас же моя жизнь поблекла, потускнела до неузнаваемости.

Обсыхаем у огня. Бен рассказывает о новой серии работ. Он так увлеченно описывает свои полотна, что кажется, будто меня рядом нет. Я же представляю, как поцелую Бена, прильну к обтягивающей его грудь и живот мокрой футболке.

Я и раньше грезила о каком-то незнакомом добром мужчине. Он всегда держит дверь открытой, но перед тем как войти, я вступаю с ним в законный брак, рожаю ему детей; все невзгоды и радости жизни разделяя с веселым незнакомцем, который вечно улыбается и всегда готов прийти мне на помощь.

Так я прожила сотни жизней с сотней разных мужчин, которые извинялись, если случайно заденут, улыбались, уступали место в переполненном кафе или автобусе. Не знаю, что это за люди. Мне все равно, они лишь плод моей фантазии. Ни с одним из них я даже не заговорила. Ведь как только знакомишься с реальным человеком, фантазиям приходит конец.

Так что же делаю я в гостиной человека, которого сама себе придумала? Сижу так близко, что могу его поцеловать, и, потягивая вино, изо всех сил сжимаю кулаки: только бы не провести рукой по ежику волос на голове хозяина.

И всему виной Кэролайн и Патрик, его пренебрежение ко всему, что важно для меня. Как и Миа, жду всадника на белом коне. Рыцарь приедет, он спасет. Я думала, что предстоящая выставка, картины, которые сейчас пишу, – и есть наше спасение. Зачем я пришла сюда? Чтобы Бен избавил меня от страданий?

На журнальном столике ваза с морскими ракушками, они напоминают мне ту, что я нашла на пороге своего дома. По спине пробегает дрожь: что я здесь делаю?

Бен придвигается ближе. Ставлю вино на стол и вскакиваю.

– Я лучше пойду. Буря, похоже, улеглась.

Надевая куртку, прохожу мимо приоткрытой двери в студию. Взгляд невольно останавливается на холсте, стоящем на мольберте. Эта большая темная и полная движения картина так не похожа на спокойные пейзажи Бена, на его натюрморты.

– Можно посмотреть? – спрашиваю неуверенно.

Он кивает и распахивает дверь.

На картине два мальчика – совсем дети. Лицо того, что слева, наполовину в тени, но я узнаю в нем Патрика.

Отступаю на шаг. Поражена не только картиной, но и художником: нет больше в его взгляде ни приветливости, ни теплоты. Передо мной чудаковатый галерист – знакомый Анны. Что делаю я в доме чужого человека, где кроме нас нет ни души?

– Я же говорил вам, что знал вашего мужа.

Слова Бена застают меня почти у порога. Обернувшись, я киваю на полотно, что виднеется через открытую дверь студии.

– Второй мальчик – вы? – шепчу еле слышно.

Бен кивает.

– Когда-то мы были друзьями.

– Анна говорила. Я ждала, что и вы что-нибудь об этом расскажете.

– При первой встрече я не понял, что вы замужем за Патриком.

Не верю.

– А почему не сказали ни слова, когда узнали?

– Потому что видел: происходит что-то неладное.

Я вздрагиваю.

– Видел и в первый день, когда смотрел в подвале ваши работы, и потом, когда мы встретились в галерее. Потому и предложил вам мастерскую. А с Патриком мы не виделись очень давно, – помолчав с минуту, добавляет Бен, – наши дороги разошлись еще в детстве. Только, зная об этом, разве вы пришли бы тогда в мастерскую? Или, как сейчас, ко мне домой?

– Могли бы возобновить знакомство с моим мужем.

– Знаете, расстались мы далеко не по-дружески, и нет у меня никакого желания восстанавливать отношения.

– А общаться с женой бывшего друга за его спиной – это нормально?

– Я не просил вас хранить наши встречи в тайне. – Бен пожимает плечами и улыбается. – Этим вы только подтверждаете, что я был прав: происходит что-то неладное.

Подойдя ближе, он протягивает руку, но тут же отдергивает ее. Заметил, как я вздрогнула?

– Мастерская около галереи раньше была квартиркой. Простенькой, но там можно было жить. Я не возражаю, если кто-то опять там поселится.

Этот чужой человек вновь предлагает мне уйти от мужа, предоставляет убежище.

– Спасибо, у меня есть жилье.

– Я всегда думал: Патрик однажды вернется. А когда проходил мимо дома и увидел вас… Знаете, я испугался за вас еще до того, как мы познакомились.

Бен подходит совсем близко, гладит меня по голове. Закрываю глаза и представляю: он меня поцелует, а когда вернусь домой, к Патрику, пусть почувствует запах моего художника. Достойная месть за кражу маминых драгоценностей и поцелуи с Кэролайн? Но эта картина… Хочется спросить: «Это вы, рисующий Патрика и набравший кучу ракушек, оставляете у нашего крыльца всякие предметы и шпионите за домом? Не Хупер, а вы? Вы, поджидающий меня повсюду странный человек?»

– Мне пора, – повторяю снова и ухожу.

Сильный ветер дует в спину, приходится идти все быстрее и быстрее. Я ему не сопротивляюсь. Я почти бегу.

Не надо было задерживаться. Теперь еще идти назад к ювелирному магазину за пакетами из супермаркета, которые, если их никто не забрал, вместе с выдумками о длинной очереди в кассу обеспечат мне алиби. Но я просто шла и ничего не придумала. Возвращаясь из города, слышу, все время слышу за спиной чьи-то шаги, однако ближе к дому преследователь начинает отставать. У самого крыльца оглядываюсь – вокруг никого. На ступеньках лежит коробка. Поднимаю ее – к коробке прикреплен конверт. На нем корявым незнакомым почерком написано: «Саре». Опять смотрю по сторонам, но на небе ни луны, ни звезд – сплошная облачность, так что в темноте я все равно никого бы не увидела. Дрожащей рукой открываю входную дверь.