Кэролайн Кепнес - Провидение

Мы втроем поднимаемся по лестнице наверх. Комнату они сохранили в прежнем виде – на всякий случай . На стенах постеры с Человеком-пауком, на полу коробки с газетами – Джон жить без них не мог, – и, присмотревшись, я вижу, что на подушках тоже Человек-паук.

– Сколько ему было, когда он ушел? – спрашиваю я.

Пенни складывает руки на груди. Тема щекотливая.

– Джон был ребенком в душе. Он никогда не пытался произвести впечатление на других.

Джед поднимает подушку с Человеком-пауком, и сразу видно, что прежде он никогда ее не трогал.

– Мы положили их для племянника Пен, когда он приезжал в гости, так, дорогая?

Пенни не отвечает, и я выхожу из комнаты первым, чтобы дать им возможность потолкаться локтями: Не ври, не унижай нашего мальчика . Поразительно, сколь многое можно услышать в молчании мужа и жены.

Слушать – это полицейская работа. Ты позволяешь людям изливать худшее, их боль, и это все проникает в тебя и прорастает всходами, ужасными и отвратительными.

Внизу ситуация немного разряжается. Миссис Бронсон не дает мне оснований называть ее по имени и даже не переодевается в домашнее. Она неловкая, она нервничает. Клянется, что не представляет, где Джон. Что у нее нет ни малейшей зацепки. Зацепка – показательное слово. Значит, какие-то усилия она предпринимает и какой-то ключик у нее есть. Но эти свои догадки я держу при себе и продолжаю спрашивать:

– Он дает о себе знать?

Пенни тут же уходит в себя.

– Нет. Мне не звонил.

Она лжет. Сказала мне не звонил , отделив себя от мужа. Нам не звонил было бы правдой. Вероятно, Джон звонит матери. То же и у нас с Ло. Когда кто-то спрашивает, как Чаки, я только киваю, а говорит всегда Ло. Я молчу, потому что я лжец. В крайнем случае могу сказать, насколько мне известно, все хорошо . И это эквивалент нет. Не знаю .

Пенни спрашивает, есть ли дети у меня. И я, без какого-либо умысла, говорю, что нет.

Ищу упоминания о Мелкой, и вот они появились. Нашли ее тело. Но сообщения путаные, детали скрыты, имя не сообщается. В новостях она упоминается вскользь, как послесловие к реальной истории. Основное внимание, в том числе и на национальном уровне, уделяется находке в ее подвале: пять девушек. Все связаны и с кляпами во рту. Видео из разряда тех, что способны распалить страсти: несчастные пленницы выходят из дома Мелкой, закрывая лица. Вспоминаю, что написал Роджер в том письме. « Ты свободен». Интересно, чувствуют ли это девушки. Похоже, что нет. Но приятно сознавать, что они живы, что у каждой впереди своя дорога к чему-то лучшему. Я положил конец жестокому правлению Мелкой, как написали в одной местной газете.

Это не то, что вы думаете. Я не монстр. Смерть другого человека, кем бы он ни был, не приносит мне радости. Но этот случай особенный. Он попал в общенациональные новости, «Нью-Йорк таймс». Такого рода события описываются как чудо. Слушая, что говорят о случившемся, я впервые за все время благодарен полученной силе. Наконец-то от нее какая-то польза, нечто почти сказочное: освобождение невинных девушек из дома ужасов. Пожарные приехали, когда произошел потоп, который спровоцировал замыкание, и начался пожар. Я правильно сделал, что оставил Мелкую на месте. Благодаря мне девушки теперь на свободе.

В качестве награды себе заказываю лучшее в Линне пирожное, клубничное с кремом от «Д’Амичис». В дверь звонит паренек-доставщик.

– Питер Федер?

Слышать выдуманное имя непривычно. Я приоткрываю окно.

– Эй, приятель. Можешь оставить коробку у двери? Там под ковриком пять баксов.

Паренек машет рукой.

– Спасибо.

Запах свежей выпечки расплывается по комнате, и я вдыхаю его, закрыв глаза. Хлоя-которая-пахнет-как-печенье. Съедаю пирожное прямо из коробки, как делала иногда мама. Читаю о девушках, их переживших страх родителях, друзьях, уже считавших их погибшими. Одна похищенная из Вьетнама. Другая – местная. Через каждые несколько минут онлайн появляются новые ужасные подробности пребывания в подвале. Мелкая промывала пленницам мозги, обрабатывала с помощью «SpaghettiO» [82] Марка консервированных супов. и героина, заставляла есть лапшу из банки и колоться. Она работала на крупный криминальный конгломерат, занимающийся торговлей людьми. Те, кто занимаются таким бизнесом, худшие из худших. В голове звучат слова Магнуса.

«Мы славно поработали здесь, Джон».

Теперь это не просто слова. И никаких мы нет. Есть только я . Я спас девушек, пусть даже сам того не сознавал, так что все просто. Если бы я не появился в ее доме и не застал ее врасплох в душе, они и сейчас сидели бы в подвале. Включаю «Hippo Campus» и смотрю на остатки моего пирожного, напоминающего свадебный торт, до которого под общий смех добрались жених с невестой.

Желание накатывает, и я не сопротивляюсь, а уступаю ему. Представляю, как обнимаю ее, делюсь с ней пирожным. Вот мы стоим перед нашими друзьями и семьями, она в белом платье, я рядом с ней, и моя рука у нее на талии. Она предлагает мне пирожное, я качаю головой, и она бросает его мне в лицо. Глазурь слепит глаза, начинка забивает рот. Все смеются, а она обнимает меня за шею, притягивает к себе и целует. Ее язык совсем не такой, как у Флори.

Отныне все будет по-другому, потому что я буду другим. Никакого чувства вины. Никакого Судного дня. Я берусь за уборку в квартире. Наливаю в ведерко дезинфицирующую жидкость и добавляю воду. Телефон извещает меня об очередном гугл-уведомлении. Все они касаются Хлои и поступают постоянно, но по большей части никакой ценной информации не несут, а сообщают, например, о ее участии в каком-нибудь арт-шоу. Но сегодня мой день, и в извещении должно быть что-то хорошее. Я сижу в своей чисто вымытой кухне, прислонившись спиной к духовке, и открываю имейл. Представляю ее рядом со мной. Получается неплохо. В мрачном настроении мне это удавалось хуже.

Ссылка еще не открылась, но сердце уже колотится. Передо мной большая заметка о Хлое в журнале «Нейлон». Я рад за нее, за такое ее возвращение в новости. Мы оба кое-чего добились – почти одновременно, каждый по-своему. И сердце скачет, этот маленький пляжный мячик смерти. Я ведь не позволял себе это – читать о ней, смотреть ее картины. Словно на улице с двусторонним движением, она ушла за кадр, будто они с ним полностью оторвались от мира. Так и есть, оторвались. Она снова взялась за кисть и карандаш. И я знаю, что это значит. Возвращение. Страница наконец открывается, яркие краски бросаются с экрана, ее лучистые глаза.

Хлоя.

Сначала я смотрю на картины – ее лицо, скорее, сердечко, чем круг, и глаза подведены не так, как раньше. Она выглядит немного старше, немного бледнее, немного прекраснее. На ней рубашка, которую я не видел раньше, футболка с девизом штата Нью-Гэмпшир – « Живи свободным или умри» .