Екатерина Горбунова - Конец игры [СИ]

— Я ведь честно призналась, что брала платья на один вечер и возвращала их обратно, — в порыве откровения выпалила Надин. — И они пообещали, что будут молчать, если я уволюсь сама. Я уволилась. Я ведь правильно поступила? Он это имел в виду?

‒ Он? ‒ опять растерялась Эмберли, но в памяти незамедлительно всплыло прочитанное совсем недавно «Затягивание вынесения процессуального решения без уважительной причины — наказуемо» и ночное нападение на мать. ‒ Вам кто-то угрожал?

‒ Он не угрожал. Он сказал, что, если я не повинюсь сама, тогда он сообщит обо всём начальству.

‒ Сказал? ‒ У Эмберли сердце замерло от волнения. ‒ Лично?

Неужели сейчас она узнает, как выглядит этот самый человек? Вызывающий одновременно страх и омерзение — тот самый, больной на голову. И, возможно, опять это будет парень в капюшоне.

‒ Нет, нет, ‒ замахала ладонью Надин. ‒ Он прислал сообщение. ‒ Она опять всхлипнула. ‒ Это так жутко. Мне всё время кажется, что он следит за мной. Где бы я ни была. И сейчас тоже.

Надин завертела головой, и Эмберли вместе с ней. Но самым необычным, что попалось на глаза, стала дурацкая витрина «лавочки волшебника» и едва просматривающийся сквозь неё фриковатый продавец, по-прежнему неподвижно восседающий на своём высоком стуле. Эмберли уже готова была подумать и на него, но это просто от безысходности, от нежелания поверить в неудачу.

Три человека, три непростых диалога, и минимум результатов! Противник вездесущ и неуловим. Абсолютно никаких зацепок, но есть надежда на то, что, если Надин призналась во всём сама, её уберут из игры. В конце концов, наказание она всё-таки понесла — осталась без работы, да ещё и заполучила манию преследования, дёргалась при виде каждого более или менее подозрительного прохожего или от слишком пристального взгляда. Но и Эмберли недалеко от неё ушла.

Пока добиралась до дома, раз пять оглянулась. Между лопаток зудело, будто кто-то упорно пялился в спину. Но ведь никого в непосредственной близости к ней не было! Вроде бы… не было.

Рюкзак оттягивал плечи. Как же она устала! Долгое хождение по городу, безумные разговоры. Из положительного только воспоминания о Дереке, о том, как он бросился на помощь, как спрашивал с неподдельным беспокойством «Ты в порядке?», как смотрел. И опять дыхание перехватило, и сердце забилось в два раза быстрее.

Да что это с ней? Эмберли же прекрасно понимает: влюбляться сейчас глупо и не ко времени. И вообще! Они с Дереком слишком разные: по положению, по возможностям, по судьбе. А ещё — он с Одри. Правда, сейчас уже не получалось считать, что они безоговорочно подходят друг другу. Одри слишком ненадёжна, слишком двулична, Дерек явно заслуживал лучшего.

У дома на противоположной стороне улицы стояла незнакомая тачка. Крутой кроссовер, поблёскивающий на солнце идеально чистыми глянцевыми боками, что было нетипично для их района. За рулём сидел мужчина — возможно, ждал кого-то. Не старый ещё − пожалуй, ровесник матери − и вполне так симпатичный, ухоженный. Крутой, под стать машине. Когда Дерек достигнет его возраста, наверняка будет таким же.

Мужчина уставился на Эмберли сквозь стекло.

И чего так вылупился?

Эмберли торопливо свернула на дорожку, ведущую к крыльцу, посмотрела на дом, на чахлые кустики под окном, под ноги и даже на небо, но опять между лопаток свербело или, скорее, уже жгло, и нестерпимо тянуло, тянуло, тянуло обернуться.

У самых дверей она всё-таки не выдержала, оглянулась через плечо и опять наткнулась на пристальный взгляд. Глупости, конечно — слишком далеко, чтобы определить, но смотрящие на Эмберли глаза, кажется, синие.

«У него синие глаза» − пронеслось в голове, и тут же возникло перед мысленным взором неподвижное, словно маска, белое лицо, которое всё приближалось и приближалось. А если это ОН? Тот самый человек, которого она искала — разработчик игры, или палач, или сразу тот и другой. И сейчас он торчит здесь, наблюдает за Эмберли, потому что «Затягивание вынесения процессуального решения без уважительной причины — наказуемо».

Эмберли бросило в жар. Потом сразу в холод. Спина стала липкой от пота, коленки дрогнули. Быстрее заскочить в дом, запереть дверь, вызвать полицию! Или… или… наоборот: бежать к машине, со всего маху ударить в стекло, пнуть по сияющему глянцевому боку, заорать, что так нельзя, чтобы он больше не смел! Иначе, иначе…

Мотор зарычал, зашуршали по асфальту шины. Кроссовер резко стронулся с места, покатил, набирая скорость, и вскоре исчез за поворотом.

Эмберли ввалилась в холл, запнулась и едва не растянулась на полу. Упёрлась руками в стену, потом придвинулась и прислонилась лбом.

Похоже, она сходит с ума. Нет, нет, нет! Синие глаза, персонаж из игры, наказание. Ерунда! Это просто от усталости, от напряжения, не отпускавшего несколько последних дней, от безумной череды событий. Она чувствовала себя апельсином после соковыжималки для цитрусов: измятая корка, вдрызг раздавленное нутро.

Хватит! Она не впадает в безумие. Надо просто отдохнуть. Где же материно снотворное? Проглотить таблетку и завалиться в кровать. На хрен всё! К черту!

Но добравшись до своей комнаты, сгрузив на стул рюкзак, Эмберли в первую очередь выглянула в окно. Почему-то предполагала, что опять увидит кроссовер на другой стороне улицы и что его водитель опять будет пристально пялиться на их дом синими бездонными глазами.

Сегодня Эмберли едва не опоздала на занятия — накануне забыла поставить будильник и разоспалась. Пришлось поднажать. Некогда было смотреть по сторонам и проверять, не следит ли кто за ней. Честно говоря, об этом почему-то даже не думалось. Но зато в ее голове мелькнула другая мысль — девушке сожалела о том, что сегодня, увы, она лишится возможности разузнать, какое послание мистер Кэрриган оставил для нее на этот раз. Дело в том, что английский язык стоял в расписании первым модулем.

Эмберли влетела в аудиторию последней. Все остальные кроме нее сидели уже на местах: однокурсники тихо переговаривались, Ребекка пикировалась со Стейси — все, как обычно.

Прозвенел звонок, но преподаватель запаздывал. Прошло пять минут, десять… Эмберли обвела взглядом присутствующих: ни один не проявлял беспокойства, хотя мистер Кэрриган — это знал каждый — был помешан на пунктуальности. Может, что-то случилось?

Беспокойство нарастало в геометрической прогрессии. Эмберли нервничала, добивая себя всевозможными предположениями, почему преподавателя нет на месте: от банального — тоже проспал, до катастрофического — попал в аварию. Есть ли у мистера Кэрригана семья? Волнуется ли кто-то сейчас за него так же, как Эмберли? Или она единственная, кого смутило его отсутствие?