Максин Чан - Восьмая личность

Я сажусь рядом с ней. От батарей волнами накатывает сухое тепло и сушит мне горло.

Она протягивает мне крышку от коробки.

— Подсолнухи Ван Гога, — говорю я, представляю саму себя, разделенную на одну тысячу крохотных фигурных кусочков, как это было в моем сне.

Не отрывая глаз от подноса, она чешет шею — я предполагаю, что она ищет желтый правый верхний угол.

— Ненавижу, когда не могу закончить рамку, — говорит она. — Это здорово достает меня.

— Он же отрезал себе ухо, — говорю я, потирая собственное.

— Фи. Сумасшедший художник. Так избито. Кстати, я Шарлотта. И хватит мне выкать.

Она протягивает руку, жесткую и расправленную. Ее приветствие, хоть и официальное, все равно очаровательно.

— Алекса, — говорю я, пожимая ей руку.

Я тоже принимаюсь за поиски желтого углового кусочка.

— Я никогда раньше не складывала мозаики, — говорю я.

Шарлотта с искренним недоверием смотрит на меня:

— Ты шутишь?

— Нет.

— Даже в детстве?

— Не помню такого. Наверное, нет.

Шарлотта закрывает глаза, кивает.

«Немного мелодраматично, тебе не кажется?» — хмыкает Раннер.

— У меня их сто. — Она произносит это с явной гордостью.

Раннер кривится:

«Чем бы дитя ни тешилось…»

— Сто? — удивляюсь я.

— Ага. Я их все сложила как минимум раз пять или шесть.

— Значит, у тебя тоже компульсивное.

— Ты говоришь «компульсивное», а я говорю «творческое».

«Что в лоб, что по лбу. Давай оставим эту чепуху».

В дверях появляется Дэниел.

— Шарлотта, вы пропустили прием, — говорит он, приглашая меня войти. — Пожалуйста, перезапишитесь в регистратуре.

— Ладненько, — говорит она, не удосуживаясь поднять голову. — Пока, Алекса.

Я оборачиваюсь и машу ей, затем засовываю руки в задние карманы джинсов, чтобы нащупать нечто маленькое и твердое в одном из них. Я прохожу в кабинет первой, Дэниел идет за мной и смотрит на мою руку. В его взгляде озадаченность — в моей руке желтый правый верхний уголок.

«Мерзкая воровка», — шипят Паскуды.

В кабинете я вижу чемодан и замечаю на его ручке изящную кожаную бирку. Чемодан огромный. У меня сжимается сердце: «Пожалуйста, останьтесь, не уезжайте».

Я предпочитаю не комментировать наличие чемодана и гадаю, зачем он притащил его сюда. Не затем ли, чтобы вывести меня из себя?

«Ты глупый параноик», — бормочет Онир.

«Пусть так, — я не свожу взгляда с картины маслом, — но сегодня я все равно не покажу ему, как мне тоскливо».

Дэниел откашливается.

— На прошлой неделе большую часть сеанса здесь была Долли, — начинает он.

— Знаю. Она говорила.

— Она не смогла вспомнить, что случилось с твоими запястьями.

Охваченная стыдом, я отвожу взгляд.

— Может, у тебя получится? — зондирует он почву.

— Все как-то смутно. — Я пожимаю плечами. — Паскуды продолжают прятать мои лекарства.

— Переключения изматывают, — говорит он, поглаживая недавно выбритый подбородок. При движении у него поблескивают запонки. — И твое сознание изо всех сил пытается защитить тебя. Заставляет тебя забывать события. Как при тех амнестических барьерах, что мы обсуждали.

— Ясно.

Он подходит к столу, берет тонкий серебряный нож для конвертов и возвращается ко мне.

— Сконцентрируйся на кончике ножа, — говорит он, покачивая нож из стороны в сторону. — На самом острие.

«Слева направо, слева направо, слева направо».

— Я хочу, чтобы ты расслабилась. Почувствуй, как тяжелеют веки. Слева направо. Слева направо.

Устроившись в кресле, я делаю, как мне сказано.

— А теперь закрой глаза. Слушай мой голос. Для тебя сейчас имеет значение только мой голос. Больше ничей. Расслабь тело, Алекса.

Долли зевает и запускает цепную реакцию по всей Стае.

«Спать хочется», — шепчет она у меня в голове. Ее глаза уже закрыты.

— Хорошо, — шепчет Дэниел, и его голос звучит где-то вдалеке. — Ты чувствуешь, как у тебя тяжелеют руки и ноги. Расслабься.

Я ставлю ноги на толстый ковер, а руки засовываю между бедер.

— Я хочу, чтобы ты вернулась в ту ночь…

Я слабо киваю.

— …к последнему моменту, что ты помнишь.

Долгая пауза.

— Алекса, ты где?

— В «Электре». Сижу в баре. С Эллой.

— Там кто-нибудь еще есть?

— Шон. Там Шон. Я так сердита на него.

— А еще?

Молчание.

— Алекса?

— Тип какой-то.

— Кто он?

— Не знаю. Серый костюм.

— Что еще?

— Он заказывает выпивку. Текилу.

— Что сейчас?

— Мы пьем. Он смеется… Тип в сером костюме. Его рука на моей ноге. Шона нет.

— Что еще?

— Выпивка. Серый костюм. Голова кружится. Взгляд не фокусируется.

— Где Элла?

— Танцует, с Эми и Навидом.

— Что происходит сейчас?

— Лестница. Нет. Слезь с меня. Мне больно. Прекрати. Пожалуйста. Нет!

— Алекса, что происходит?

— Пусть он остановится. Пожалуйста…

Вспышка.

— Алекса, ты слышишь меня?

— Он схватил меня за запястья. НЕТ. Прекрати! Не могу пошевелиться.

— Алекса!

— Больно. Не могу пошевелиться. Трудно дышать.

— Алекса, возвращайся. Все хорошо, Алекса. Когда я досчитаю до трех, ты проснешься. Ты будешь сидеть в кресле в «Глендауне», ты будешь в полной безопасности. Итак, Алекса, возвращайся, один, два, три…

Хлоп.

Я открываю глаза, хватаясь за подлокотники кожаного кресла. Я, как дикое животное, ищу что-то знакомое. Стол, пурпурно-синий полосатый ковер, картина маслом, Дэниел.

Дэниел.

Дэниел, как в тумане. Он идет ко мне.

Я пытаюсь сфокусировать взгляд.

Теперь он стоит передо мной.

— Вот, на, — говорит он.

Он протягивает мне стакан с чем-то, что похоже на воду. Я беру стакан, руки дрожат, Дэниел кладет нож для конвертов на письменный стол.

«Тупица, разве ты еще не выучила свой урок?» — издеваются Паскуды.

Я выплевываю воду. Брызги попадают на Дэниела.

«А вдруг вода опасна, как та текила», — думаю я, вытирая рот тыльной стороной ладони. Я протягиваю ему стакан.

«Ты заслужила все, что получила той ночью. Шлюха!» — орут Паскуды.

Неожиданно у меня пересыхает во рту. Я не могу вымолвить ни слова…

«Пожалуйста,

Возьмите

Стакан, пожалуйста. Пожалуйста. ПОЖАЛУЙСТА».

Я обеими руками пихаю стакан Дэниелу в грудь.

«Я не хочу это. Оно опасно. Заберите. Заберите. Уберите его от меня».

Я бросаю стакан на пол, он разбивается.

— Простите меня, Дэниел! Прошу вас, позвольте мне все тут убрать, — плачу я. — Я такая неуклюжая, я такая глупая.

Молчание.

Паскуды смотрят мне прямо в глаза:

«Смотри, что ты наделала, тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупица. Тупая плакса».