Максин Чан - Восьмая личность

— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает она у него.

— Может быть, — говорит он, поглаживая ее по спине, словно читая по книге Брайля.

Его лапы медленно движутся по ее телу. И в конечном итоге обхватывают ее молодые, wánshàn груди.

Я чую аромат дорогих духов, смешанный с запахом пота: Эми моет окна, Аннабела, вернувшаяся в стойло, пылесосит ковер, а Кесси, склонившись над придвинутым к стене матрасом, стелет простыню. В центр комнаты поставили низенький столик, на нем — красивая лампа с бахромой. Я подсчитываю:

5 спален:

4+4+4+2+1=15 матрасов

Всего 15 девочек; или больше, если они делят спальное место.

— Привет! — говорю я.

Кесси оборачивается, жир на ее предплечье болтается, как флаг.

— Nǐ hǎo! — Она улыбается и плюхается на кровать. — Сюда едут еще девочки, — говорит она, ковыряя ноготь на ноге. — Тао сказал, они хорошие девочки. Очень красивые.

— Сколько им? — спрашиваю я.

«Будь осторожна, — предупреждает Раннер, — полегче с вопросами».

Кесси пожимает плечами.

— Не знаю, — говорит она, укладывая на спину плюшевого коалу. — Он не сказал. Но они будут очень счастливы, когда приедут. Они из плохих семей.

— А, — говорю я

— Оооочень плохих, — повторяет она.

— Насколько плохих?

— Они не нужны своим мамам и папам. Так что Тао дает им деньги. Здесь у девочек будет лучшая жизнь. Школа. Больше возможностей. Больше развлечений. — Она подмигивает.

«Больше опасностей. Больше жестокости. Больше насилия», — добавляет Раннер.

Я сажусь на матрас напротив.

— Нужна помощь? — спрашиваю я.

— Нужно постелить белье в соседней комнате, — говорит Кесси, оглядываясь. — Куда же я его?..

Словно по волшебству, появляется Ненавистница, у нее на руках — стопка свежевыстиранного постельного белья.

— А, хорошо. — Кесси указывает на меня. — Ты перестелишь другие кровати?

— Конечно, — говорю я.

Ненавистница отдает мне белье.

— Nǐ xūyào bāngzhù ma? — спрашивает она.

— Нет, спасибо, — говорю я, надеясь, что мой английский побудит ее тоже говорить по-английски, даст ей возможность попрактиковаться. — Все есть.

— Ладно, тогда скажешь, если понадобится моя помощь, — говорит она.

Мяу.

У моих ног что-то мягкое.

Крохотный серый котенок, пробравшийся в комнату, ходит восьмеркой между моих ног — мяяяу.

Кесси отшвыривает его.

— В Китае мы их едим! — Она смеется.

Мы с Эллой переглядываемся и идем в соседнюю комнату стелить постельное белье. Рядом с кроватью стол и такая же, как в другой спальне, лампа, четыре плюшевых зверя с бирками и вешало без одежды, с несколькими «плечиками». Удручающее зрелище. Я взбиваю подушки, представляя, кто здесь будет спать. И каковы на самом деле те семьи, из которых уехали девочки. Сколько им заплатил Тао. Он торговался? Угрожал?

— Сфотографируй, — шепчет Элла.

Я быстро беру свой телефон. Щелк. Щелк.

«Улика № 2.

Одна из спален, где живут купленные девочки, многие из которых несовершеннолетние. Тао Ванг, соучастник и брат Кесси Ванг, покупает девочек у «плохих семей» и организовывает их переправку сюда.

Девочек покупают, размер уплаченных сумм неизвестен».

— Получилось? — спрашивает Элла, гладя плюшевого зайца.

Я киваю.

В дверях появляется Пой-Пой.

— Вы не видели моего котенка?

Кукла в ее руке голая, волосы завязаны в высокий «хвост» и торчат, как у ананаса.

— Видели, — говорит Элла, — он в соседней комнате.

— Это она! — с вызовом говорит Пой-Пой. — Ее зовут Тинкер-Белл.

— Как в «Питере Пене»? — ласково спрашивает Элла.

— Как в сказке, тупица!

Элла уже открывает рот, но я взглядом останавливаю ее. Дерзость Пой-Пой оставляет хоть какую-то надежду.

— Ее купил мне Навид, — говорит она. — Она моя. Больше ничья.

— Я видела ее секунду назад, — говорю я. — Она такая милая.

Пой-Пой улыбается.

— Мне нравится, когда ты говоришь со мной по-английски, — говорит она. — Я тогда чувствую себя не так сильно тупой.

— Не такой тупой, — поправляю я ее. — И ты совсем не тупая.

— Не такой тупой, — повторяет она.

— Это очень важно — знать язык той страны, в которой ты живешь, да?

— Наверное, — отвечает она. — А еще мне нравится читать на английском.

— Какая у тебя любимая книга? — спрашиваю я.

— «Матильда», — сияя, говорит она, — и Джеймс с персиками.

— «Матильда» тоже была моей любимой, — улыбаюсь я. — Она такая сообразительная.

— Сообразительная? — спрашивает она.

— Cōngmíng. Умная, — перевожу я. — Ну что, пойдем искать Тинкер-Белл? — спрашиваю я, беря ее за руку.

— Давай, — отвечает она.

Неожиданно, размахивая руками, в комнату врывается Кесси.

— Девочки здесь! Включай душ, я их буду будить.

Я поворачиваюсь к Элле:

— Будить?

— Вероятно, он чем-то накачал их, — шепчет Элла. — Так, наверное, их проще перевозить.

— Быстро, душ! — кричит Кесси, хлопая в ладоши.

— А почему просто не дать им поспать? — спрашиваю я.

Кесси вздыхает и хватается за голову.

— Потому что они должны работать! — Она стучит по своим часам. — Веб-съемка в двенадцать.

Пой-Пой выбегает из комнаты.

— Тинкер-Белл, — кричит она, — nǐ zài nǎ? Где ты?

Она спускается по лестнице, пальцами ног придерживая соскальзывающие шлепанцы.

Шлеп-шлеп.

Шлеп-шлеп.

— Тинкер-Белл, nǐ zài nǎ? Невежливо прятаться. Здесь наши новые друзья. Поспеши. Мы будем снимать фильм. Ты увидишь, какая я сообразительная.

Шлеп-шлеп.

Шлеп-шлеп.

Одежда обозначена разноцветными «напоминалками» с клеевой полосой. Оранжевыми — пляжная, желтыми — повседневная, зелеными — вечерняя и официальная, причем последнюю, как указывается на листочках, следует аккуратно складывать поверх всего остального, чтобы «не мялась». Светофор упорядоченного невроза, думаю я, изучая ее почерк.

Я разглядываю буквы — свободные, красивые, слитные, — они свидетельствуют об открытости и дружелюбности, однако интуиция подсказывает мне, что в витиеватых «д» и наклонных «а» Моники присутствует пассивное доминирование. Интересно, спрашиваю я себя, кто еще маркирует цветами вещи для упаковки? И чего этим действием она хочет достичь? Что оно успокаивает с психологической точки зрения?

Контроль, делаю я вывод. Когда человек чувствует себя неуправляемым, он пытается управлять другими. Я вспоминаю, как Моника вешала рукописные этикетки на все содержимое моего холодильника.

«Ты должен следить за сроком годности, — приказывала она. — Нет смысла болеть».

Сегодня утром мне были даны новые инструкции, когда она засовывала свои стройные, натренированные ноги в светлые обтягивающие джинсы. Я успел мельком увидеть ее кружевной бюстгальтер, прежде чем она надела свободную блузку с жемчужными пуговицами.