Зои Стейдж - Страна чудес

– Это что-то плохое? Элеанор Куин, оно желает нам зла?

Орла снова встала позади дочери, но на этот раз не пыталась отвлечь ее нежностями. Просто старалась понять, что чувствует Бин в противоположном от них мире, среди черных древесных стволов и белой пелены снега.

– Вряд ли оно… оно не думает о плохом или о хорошем. Оно думает о… живых.

Орла отчасти ее понимала. Хотя до недавнего времени она не задумывалась об этом в полном смысле, возникло ощущение, что задача остаться в живых теперь под угрозой.

– Значит, мы просто мешаем… чему-то? И это случилось бы в любом случае, даже если бы нас здесь не было?

Но Оно позвало Шоу .

Орла размышляла вслух, по-прежнему ища конкретное объяснение, которое имело бы смысл, – как скалолаз, который ищет ухват или уступ, который не рухнул бы под его весом.

Нерелигиозная часть ее все еще отрицала то, что это может оказаться осознанной злобной высшей силой. Какое-то божество, которое требовало еженедельного посещения его храма или ежедневного произнесения его имени. Несомненно, то, у чего была безграничная сила, обладало сознанием, большим, чем одно мгновение жизни одного смертного существа.

Орла надеялась, что у этого существа не было личных мотивов. Потому что это могло значить, что оно желало смерти Шоу и хотело, чтобы Орла его убила, а она никогда бы не смирилась с тем, что стала пешкой в игре какого-нибудь всеведущего монстра.

– Мы… мы – отчасти причина того, почему это происходит, – сказала Элеанор Куин. – Оно хотело, чтобы мы были здесь: я чувствую, мы нужны Ему. Но не понимаю…

Это было не то, что Орла хотела услышать.

– Оно… – Орла отвернула Элеанор Куин от окна, но подавила порыв задернуть обратно занавеску. – У Него была связь с папой, а ты…

– Ему нравится, что мы о нем знаем, можем его чувствовать. Но… я ощущала, как Оно становилось недовольно папой.

Элеанор Куин протянула руку к давно остывшей плите и провела пальцем по чугунной поверхности. Орла видела по лицу дочки, как та подыскивает верные слова, надеясь найти объяснение.

– Я думаю, мама… Я чувствую его желание … надежду, что я все пойму. Лучше, чем папа. И я стараюсь, очень стараюсь. Но потом я напутала все, что Оно говорило о папе…

Элеанор разрыдалась и обняла маму за талию.

– Нет, нет, любимая, помнишь, что я тебе говорила? Ты в этом не виновата. Во всем этом нет твоей вины, – забормотала Орла.

– Но я чувствую, что оно пытается и хочет этого, и если бы я поняла…

– Нет. – Орла прижала голову дочки к груди, целуя волосы. – Это я виновата, что вытащила ружье. А папа виноват, что у него было ружье. Но на самом деле никто не виноват, потому что никто из нас не знал… Мы не знали, что это случится.

Однако Орла понимала: Элеанор Куин не была виновата, но, возможно, являлась ключом к разгадке. Насколько Орла хотела защитить дочь от бед, настолько же ей нужна была проницательность Элеанор Куин, чтобы вытащить их всех отсюда.

– Я помогу тебе, хорошо? – Орла оторвалась от объятий и вытерла слезы дочери.

– Как?

– Когда ты что-то чувствуешь, не пугайся – говори мне. Расскажи и попытайся это описать, чтобы я смогла помочь тебе во всем разобраться. Это как язык, только такой, на котором мы не говорим. Но нам надо научиться. Ты не одна. Я здесь и верю тебе. И мы со всем разберемся. Оно ведь не хочет, чтобы мы уезжали, верно? – Элеанор Куин кивнула. – Тогда мы со всем разберемся вместе. Хорошо?

Впервые за весь день на лице девочки расцвела надежда. Она снова обняла Орлу:

– Я люблю тебя, мама.

– И я люблю тебя больше всего на свете. Теперь у нас все будет хорошо.

Потом, когда рядом с ней лежали дети, теплые комочки, спящие с открытым ртом, Орла прошептала вслух единственному духу, которого она могла назвать.

– Шоу! – Неважно, как другие люди называли своего Бога. Иисус, Будда, Аллах. Гея, или Мария, или Изида… Во вселенной был лишь один дух, который действительно имел для нее значение. – Ты позаботишься о нас? Если сможешь?

Было приятно думать, что он здесь, наблюдает за ними. И на мгновение она поверила так, как никогда. Надежда жила на невидимой плоскости, и ее излучал человек, который в ней нуждался. Может, в конце концов, не так уж и странно было дать ей имя.

Усталость затянула ее во тьму, в которой мерцали звезды.

Орла лежала в постели, не до конца проснувшись. Бодрствующая ее часть была настроена на умиротворение, которого она не чувствовала уже давно. В доме было тихо. Как во сне. Слышались только редкие птичьи трели да воронье карканье за окном.

Она согнула ноги, а затем медленно вытянула их. Глубоко вдохнула через нос, сосредоточившись на том, как воздух проникает в каждую клетку тела. В голове, казалось, не было ни единой мысли. Когда Орла выдохнула, мышцы расслабились.

Солнце играло в уголках сомкнутых глаз, из-за краев закрытых жалюзи. Она хотела танцевать и представляла, как делает это, неподвижно лежа в кровати. Танец был медитацией, полной трансформацией тела в другое состояние. В голове играла симфония, и Орла представляла, как движется, рассказывая свою историю.

Поначалу танец был жизнерадостным и волнительным. Мелкие прыжки молодого зверька, исследующего неизвестное место. Преувеличенные движения головы, пока она выглядывала наружу, вперед, в поисках знакомого горизонта, находя только странный и дикий пейзаж. А потом музыка стала более хаотичной.

На сцену вышли другие танцоры. Орла протянула к ним руку, но они крутились, удаляясь от нее, как будто к ним были прицеплены веревки, которые наматывали их на катушки, отрывая от земли. Орла хотела взять их за руки и сформировать сплошную цепочку, чтобы после долгих хождений и погонь они, наконец, смогли танцевать в ряд, в унисон. Но вскоре они начали разделяться, уплывать в темноту, и в луче прожектора предстало новое существо.

Затем последовали более нежные моменты, па-де-де из двух влюбленных. На сцену вырвалась пара оленей на шатающихся ножках; они носились туда-сюда, исследуя все вокруг. Брачные танцы нарушил шквал бешеной музыки – олени прыгали и падали на землю, поднимались, молили о чем-то и снова бегали по кругу. Тянулись друг к другу, спотыкались и вытягивали то одну ногу, то другую. И, наконец, музыка стала лиричной, так как оставшихся танцоров один за другим поглотили подступившие тени, оставляя Орлу одну в резком пятне света. Она ударила себя в грудь со всей грацией, на которую была способна.

Орла ерзала в кровати, инстинктивно дергалась, пока ее тело пыталось исправить сон – позвать танцоров, которые исчезли в темноте.

Внезапно придя в себя, она поморщилась. Мышцы болели, все вернулось. Кошмар ее существования. Долгое время, проведенное на снегу днем накануне, с головой Шоу на коленях.