Эва Гарсиа Саэнс де Уртури - Жало белого города

Здесь были фото Тасио после того, как его задержали; Игнасио, когда тот давал показания в суде; фото всех мест, где находили тела детей: дольмена, урочища Ла-Ойя, соляной долины, островерхой железной ограды у входа в Средневековую стену, квартала Мясников.

Вспомнив фотографии убитых детей, я подавил приступ тошноты. В течение этих лет я думал только о близнецах и исторических инсталляциях. Но теперь я был следователем, а не зевакой, с болезненным любопытством следящим за убийствами, и холодные вспышки фототехники отлично отражали неподвижность голых тел, которые слишком рано сошли в землю.

– А, это про двух лисиц, близнецов этих? – спросил дед, стоя у меня за спиной.

Я кивнул, не оборачиваясь.

Дед подошел к столу и взял фото Тасио и Игнасио, которые в то время походили друг на друга как две капли воды.

– Который из них уступает? – спросил дед.

– Пожалуй, ни один не привык уступать. Каждый до всех этих событий неплохо устроился в жизни; думаю, в юности это были два заносчивых пижона.

– Но из двоих всегда один командует другим. Когда рождаются одновременно два ягненка, один потом таскает за собой другого куда вздумается. А второй уступает. Так всегда. Так кто из этих двоих командует?

– Они не овцы, дедушка. Овцы – набитые дуры, а этот парень – самый умный чувак, которого я встречал в своей жизни, – ответил я, указывая на фото Тасио. – Что-то я сомневаюсь, что он кому-то подчиняется. Ничего подобного.

– Значит, подчиняется другой. Один командует другим, уверен. Ты же знаешь, я всегда говорил: все интересные вопросы всегда начинаются с «А вдруг?».

Это была игра, которую дедушка придумал еще во времена нашего детства, способ заставить меня найти здравый смысл так, как это было принято у Лопесов де Айяла.

– Хорошо, давай сыграем: «А вдруг…» – Но я не мог продолжить, я все еще не чувствовал себя достаточно готовым.

– Главное – не трусь. Признайся вслух, что не дает тебе уснуть по ночам. В субботу ты ворочался в постели, как раненый кабан.

Я вздохнул: была ни была.

– А вдруг и правда командует Игнасио, и это он подставил Тасио, подбросив улики, которые сам же и приготовил?

– Не хватает других «а вдруг», – ответил дедушка.

– А вдруг Игнасио сделал это из ревности? Вдруг подчиненный сделался более знаменитым, чем начальник? Не захотелось ли Тасио его славы и успеха?

Дед похлопал меня по спине, он явно был доволен.

– Думаю, теперь у тебя есть с чего начать. Пойду-ка прилягу. Видеомагнитофон готов, если он тебе вдруг понадобится. Доброй ночи, сынок.

– Доброй ночи, дедушка, – пробормотал я.

Я был так сосредоточен на своих мыслях, что не слышал, как дед спускается по лестнице вниз.

Я открыл ноутбук и подключился к интернету. Голден Герл прислала мне сообщение на телефон с сообщением «зеленый коридор», так что я занялся родителями близнецов. Компания, в которой работает отец, семья матери. Адреса, даты рождения и смерти, больницы, колледжи, университеты, клубы, в которых они состояли.

Обнаружилось много светской хроники, где упоминались их прославленные предки: помолвка, свадьба, фотографии матери Бланки Диас де Антоньяна, изысканной светловолосой женщины, воздушной, как баскская ламия или северный эльф. Черты лица и стать тела близнецы явно унаследовали от нее. Отец относился к породе крупных крепких мужчин; на всех фотографиях, сделанных в семидесятые годы, он казался надменным, всегда напряженным, будто полностью сосредоточенным на своих деловых проек-тах, и объектив фотографа нисколько его не заботил.

Дальние предки Хавьера Ортиса де Сарате, помимо богатства и влиятельности, заодно прославились как персонажи чуть ли не черной легенды. Дон Энрике Унсуэта, отец прапрадеда близнецов, родился в начале XIX века в маленькой деревне в Алаве, перебрался на Кубу, стал богатым землевладельцем и даже мэром Гаваны. Трижды женатый, дважды на собственных племянницах, по возвращении в родную страну он получил титул маркиза, однако на Кубе оставил после себя славу одного из самых богатых и могущественных рабовладельцев. В течение двадцати лет он не только перевез на карибские берега тысячи африканских невольников, но под давлением британцев, которые к тому времени уже преследовали торговлю людьми, открыл новые направления и переключился на поставки китайской рабочей силы. Настоящий бизнес, ориентированный на работорговлю. Ужасно.

Я нашел документальный фильм о старом алавском поместье на Кубе, одном из центров работорговли. В то время там проживали почти три тысячи человек; семьдесят процентов из них – африканцы и метисы. Двадцать пять процентов этих людей носили фамилию Унсуэта: по всей видимости, хозяин был большим любителем рабынь. До сих пор ежегодно 21 августа в тех местах отмечался «Праздник отъезда алавца». Вряд ли предок Тасио и Игнасио оставил по себе хорошую память.

Когда информации мне показалось достаточно, я выключил ноутбук и принялся смотреть видеокассеты, на которых были записаны все передачи по истории и археологии с участием Тасио.

Вставив первую кассету, я испытал ощущение дежавю: передо мной был молодой Тасио, снимающий видеосюжет из своего кабинета. Он рассказывал о деревне-призраке Очате.

Передача посвящалась мифу Очате. Помимо мрачных легенд нашего детства о древней деревне, опустевшей в результате трех эпидемий – холеры, тифа и оспы – и многочисленных свидетельств об НЛО, посещающих ее развалины, рассказывалось также о группах туристов-неоязычников, читателей эзотерических журналов, которые чуть ли не еженощно записывали паранормальные голоса и звуки. Тасио позиционировал себя как ученого археолога и последовательно опровергал все ложные данные и свидетельства, которые превратили эти развалины в самый известный город-призрак полуострова. Далее он говорил о любопытной находке одного геодезиста, использовавшего профессиональную аппаратуру. Из развалин церкви Сан-Педро-де-Чочат в Очате и часовен в окрестных деревнях, Сан-Висентехо и Бургондо, получался идеальный равнобедренный треугольник: ровно 2000 метров между храмами Сан-Висентехо и Бургондо и 1012 метров между ними и развалинами Очате.

Затем он сосредоточился на часовне Сан-Висентехо, маленьком чуде романской архитектуры, которая привлекала исследователей на протяжении десятилетий. Описал остатки каменоломни и глаз Провидения – архитектурную достопримечательность: каменный ó culo , заключенный в треугольник и размещенный над апсидой.

Именно в этот миг, просматривая изображения на фасаде маленькой часовни, я заметил одну деталь, показавшуюся мне знакомой. Склонился к видеомагнитофону, чтобы остановить изображение: дедушка не сумел починить пульт, пролежавший на чердаке много лет. Но там явно что-то было. Я не сумел рассмотреть эту деталь как следует, даже Тасио упустил ее из виду, беседуя со старым каменщиком, участвовавшим в последней реставрации конца восьмидесятых годов.