Стейнар Браги - Ката

Девочка развернулась и зашагала прочь, а Ката бросилась за ней вдогонку и попросила обождать.

– Расскажи мне еще! Что я должна делать? – Она вцепилась в девочку и развернула ее.

– А это ты сама решай. Я могу сказать тебе еще одну вещь, но это ничего не изменит: в следующий раз ты попадешь сюда не по своей воле. Понятно?

– Я не знаю…

– Ты окажешься здесь по решению другого человека… И тогда мы снова встретимся, но ненадолго.

Девочка замолчала, словно обдумывая, сказать ли ей что-нибудь еще, а потом бросила: «Пока».

– Куда ты? – Ката всплеснула руками и по выражению лица девочки поняла, что та больше ничего не скажет. Девочка ушла, не оборачиваясь, и скрылась за углом дома.

Ката осталась под деревом одна. Слова девочки врезались ей в память, и чем больше она о них думала, тем более нелепыми они казались, и под конец Ката решила не придавать им особого значения. Из травы к ее подошвам поднималась жизненная сила, и мало-помалу она, ошалев от радости, сделала несколько бодрых шагов по лужайке. Движимая этой новой энергией, приблизилась к забору, окружавшему сад, поводила глазами по улице, по окрестным домам и поняла, что, конечно же, дом был не сам по себе, он наверняка входит в состав города или хотя бы городишки.

Улица была тиха и пустынна, дома на ней казались покинутыми. На одном конце улицы стоял серый туман, а на другом вздымалась удивительно крутая вертикальная гора, возвышавшаяся над всей округой. Внизу у горы были зеленые склоны, но чем дальше вверх, тем желтее они становились, а еще выше шли песок и щебень, и на самом верху – отвесные черные утесы, терявшиеся в облаках.

2 марта

Всю жизнь, сама того не осознавая, я хотела, чтобы я была взрослая и одна. Возможность быть хозяином собственной жизни – и одиночество. Большинство моих воспоминаний окрашено одиночеством. Между мной и миром всегда была пропасть. Я пыталась навести через нее мост: посредством семьи, работы, бога и многого другого, но, наверное, мне это не нужно. Наверное, одиночество – это не так уж и плохо. По крайней мере, я никогда не бывала настолько одна, как сейчас.

4 марта

Пошла на встречу с кадровиком в больнице и сказала (как можно смиреннее), что хочу вернуться на работу. Я сама завела разговор о случившемся – все равно, по-моему, в больнице об этом уже все знают. Я сказала, что пока не решаюсь вернуться в онкологическое отделение, но готова работать в каком угодно другом. Хоть в отделении «Скорой помощи», хотя там дежурства бывают длинные и трудные. Я чуть было специально не попросила направить меня туда, а ведь для человека с таким опытом работы, как у меня, это ни в какие ворота. А они решили пока направить меня туда, чтобы проверить, можно ли мне доверять. Кадровик сказал, что он «подумает над этим», – это явно подразумевало, что он собирается позвонить Тоумасу и прозондировать почву. (Тоумас звонил мне, чтобы поболтать. Он признался, что дал мне хорошую рекомендацию, но только чтобы мы с ним не были в одном и том же отделении, а я продолжала лечиться. А то вдруг я опять наброшусь на него с зажимом для сосудов и попытаюсь заколоть им его в живот.) Но в нашей стране осталось так мало хороших медсестер, что вряд ли в больнице мою кандидатуру отвергнут.

Терапевт Г. прописал мне «Эсциталофарм», слабодействующий препарат СИОЗС, применяющийся против депрессии и навязчивых состояний. Самый тяжелый период адаптации уже прошел, и сейчас я ощущаю прилив энергии и чувствую, что стала не так зла и беспощадна к самой себе.

В последнее время мне несколько раз снился один и тот же сон. Будто я на площади Эйстюрвётль зимой, идет снег, и снежинки скапливаются на земле и на удивление медленно и красиво поднимаются к небесам. В ладони я держу обжигающую желтую точку и, когда смотрю на нее, как будто что-то вспоминаю.

10 марта

В последние дни много ездила в торговый центр «Крингла». А также заезжала в ИКЕА, «Хабитат» и магазин электротоваров «МАХ» – все это большие складские помещения за городом. В ИКЕА есть что-то такое, внушающее искреннее доверие: во всех этих отсеках, сделанных похожими на настоящие комнаты, эдакие куски идеальных жилищ. Ну, пусть не идеальных, но хотя бы таких, где царит безупречный порядок, где каждая вещь служит своему предназначению и находится строго на своем месте. И это странно, потому что многое из этого не выдерживает более детального рассмотрения. Если открыть холодильник, то там не зажигается лампочка, в кранах нет воды, цветы пластмассовые, а книги на полках, очевидно, ни разу не открывали. Они там только «для мебели», и авторы у них у всех совершенно неизвестные. Мне показалось, что там стояла одна книга Хайнесена [22] Известных писателей с такой фамилией, по крайней мере, двое: Вильям Хайнесен (1900–1991), знаменитый датско-фарерский писатель, художник и композитор, номинированный на Нобелевскую премию, и крупный фарерский прозаик Йенс Паули Хайнесен (1932–2011). , но когда я подошла поближе, это оказался какой-то Хайфенберг. Кто этот Хайфенберг? (Меня это так зацепило, что по приходу домой я стала искать его в Интернете, но не увидела никаких признаков того, что он вообще писал книги: ни на «Амазоне», нигде. Кажется, такого имени вовсе и не было. Нигде, кроме магазина ИКЕА.) По дороге домой купила сэндвич в кафе «драйв-ин». По вечерам – фитнес, а иногда и по утрам. Силы крепнут.

11 марта

Моя новая квартира – на верхнем этаже синего дома, обитого рифленым железом, стоящего на улице Бергсдатастрайти, недалеко от Скоулавёрдюстиг. Она всего 40 квадратных метров: кухонный уголок, крошечная гостиная, еще более крошечная спальня и ванная под скатом крыши. В гостиной двуспальный диван, в спальне односпальная кровать.

И чтобы закончить эту запись чем-нибудь веселым: я курила на заднем дворе и заметила, что он весь засыпан обгорелыми палочками от петард. Что это значит, не знаю.

13 марта

Заставила себя пролистать старый фотоальбом, чтобы найти фотографии себя. Лежала на полу и целый час ревела (просто диву даешься, как холодно это звучит сейчас, когда я пишу об этом). Мне еще никогда не было так плохо! И вот, я нашла снимки, на которых я:

А) ребенок;

Б) подросток;

В) взрослая.

Их надо было поставить на видное место и смотреть на каждую из них с позитивным настроем по пять минут в день. По предписанию Г. (Он еще велел мне вести этот дневник.) Я чувствовала себя дурой, зацикленной только на себе. Цель этого действия – чтобы я научилась любить себя. Или прощать, я точно не помню. Попыталась не смотреть на другие фотографии в альбоме. На всех них – люди, которых в моей жизни больше нет.

20 марта

Снова встречалась с кадровиком. Через неделю выхожу на работу в отделение «Скорой помощи». Он спросил, точно ли я хочу туда, и смотрел на меня, будто я не в себе. Я сказала, что больше никуда не хочу. Может, он хотел сперва испытать меня в каком-нибудь более спокойном отделении, проверить, можно ли мне доверять? Я могла бы пойти в «Анализ крови» или «Рентген», в больнице много где народу не хватает, – но мне хочется побольше экшна. Уж не знаю, что меня так влечет в это отделение. Наверное, ощущение, что круг замкнулся и будет какое-то новое начало: ведь в «Скорой помощи» я в последний раз работала, когда мы с Тоумасом жили в Америке.