Стейнар Браги - Ката

Две минуты .

Ката увидела, как все это сваливается в один винегрет, представляющий собой душевную болезнь исландского народа: самовозвеличивание, комплекс неполноценности, алчность и юмор, на самом деле являющийся плохо замаскированной агрессией. А еще этому парню нравилось деление на «мы» и «они», по каким бы то ни было признакам – в основном по полу и внешности. Например, хотя без женщин нельзя обойтись, они просто «сосуды» – правда, говорилось это в шутку; и некоторым женщинам будет явно полезно, если их изнасиловать – и тоже в шутку; и нет, ему не было стыдно признаваться: ему хотелось девушек, настолько юных, «насколько возможно», пусть даже в обществе такое считается неприличным (Бьёртн сказал, что знает это), но пока он держится в рамках закона, его никто не посмеет упрекнуть, а в глубине души «с ним согласятся все мужчины», и вообще это закон природы, а он, как всегда, просто выражает то, что никто не смеет сказать. Кроме него.

Одна минута .

Ката допила сок, встала, выкинула упаковку в урну и снова села на скамейку. Ровно в четверть третьего Болик появился на дорожке, ведущей от «качалки» к бассейну. Целых полтора часа он тягал гири и наращивал мышечную массу, подгоняя себя под распространенные в мире стереотипы о качках, – но сейчас он выполнил свою программу и шел (как обычно) к душевым, расположенным с северной стороны от бассейна на открытом воздухе. Часы в тренажерном зале были синхронизированы с часами в бассейне, и в те разы, когда Ката следила за ним, он всегда выходил примерно в одно и то же время. Болик был одет в синюю майку, черные тренировочные штаны, широкие внизу, и белоснежные кроссовки. Через плечо у него висели громоздкая спортивная сумка и белое полотенце, которым он утирал пот со лба, медленно, но решительно шагая к душевым. Если верить интервью журналу «Здоровый образ жизни», после силовых упражнений Болик всегда принимал холодный душ, потому что после «тягания тяжестей» он «весь прямо горел» и тело у него было настолько разгоряченным, что вода на нем закипала и тотчас испарялась, «не успевая долететь до пола». Звучало это невероятно, но, может, он просто перепутал душ с сауной, в которую шел потом, чтобы, как он выражался, «открыть поры» – неожиданно прозаичные слова после такого яркого описания разгоряченного тела под душем.

В душевой он всегда проводил четыре минуты, порой – на полминуты меньше или дольше. Ката ждала, но считать минуты ей не хотелось; вместо этого она прикрыла глаза и представила себе каждое движение Бьёртна за перегородкой. В интервью он рассказывал, что в душе бреется – он явно имел в виду, что бреет все тело, – и давал понять, что иначе и быть не может. Какое же слово он употреблял? « Отврат ». «Каждая волосинка – это отврат», – говорил Болик, но на фотографии, сопровождавшей интервью, на его лице красовались и брови, и ресницы – наверное, журналист должен был устроить ему нахлобучку за такую непоследовательность? И хотя на фото было плохо видно, Кате показалось, что у него видны волосы на руке , но это же простительно? И вообще, зачем кому-то брить руки – мужчине или женщине? Разве все не согласны, что это не нужно? А как же «реснички» в глотке и верхней части легких?

Но вот Ката представила себе: весь выбритый полностью, и подбородок, и грудь, и живот, и ноги, и пах…

Она открыла глаза.

Бьёртн завернул за угол душевой; сейчас он был голый по пояс и в шортах до середины бедра. Как и прежде, Ката подивилась объему гладко выбритых грудных мускулов, вогнутому животу с бороздками мышц; при походке он держал руки на расстоянии от бедер, никогда не прислонял их к телу – бедрам, талии или макушке – и никогда не скрещивал их: его поза всегда была очень открытой, а в его случае это означало угрожающей.

Но на это, без сомнения, были свои причины; перед бассейном Ката заметила, что когда он разговаривал по телефону, то если держал телефон в правой руке, то подносил его к левому уху, и наоборот, как будто толщина рук не позволяла ему сделать по-другому. Бьёртн с телефоном в руке представлял невероятное зрелище, порой забавное: казалось, что его руки не принадлежат ему, что они сами – какие-то приборы, а он держит их, словно все эти прикосновения к гирям, железу, телам девушек без сознания превратили его руки в такие вещи, с которыми остальное тело больше не хотело иметь ничего общего.

Болик пронес свою мышечную массу вдоль бортика, мимо сидячих бассейнов с горячей водой, на другой конец дорожки, где опустился в один из бассейнов с массажными приборами около раздевалок. Он почти моментально вылез оттуда и затем проковылял (по своему обычному распорядку) к бассейнам возле трибуны: от тепленького к самому горячему.

Система…

Ката в свое время придумала одну теорию насчет Бьёртна: чтобы перебороть страх (это уже другая теория), лучше всего попробовать проникнуть в сознание человека, которого ты боишься, и забыть его тело, возвышающееся над тобой, давящее, заставляющее цепенеть. Лучше уж наделить его чересчур богатым внутренним миром, выдвинув теорию, что в его жизни все выстроено по некоей системе: тело подчиняется распорядку мышц, сознание – распорядку воли, а время – распорядку дня; а что не вмещается в эти рамки, то обтесывается или отрезается путем насилия . Все это в какой-то мере было наигранным и, в общем-то, не должно было внушать окружающим такой страх, который сопутствовал ему везде; но Ката заметила, что при его приближении самой естественной реакцией у людей было отпрянуть, – как человек может отпрянуть, если ему в нос ударяет сильный запах мертвечины.

И однажды, по дороге домой из бассейна, у нее родилась теория: человек, превративший самого себя в объект, свое тело и жизнь – в раба с целью возвыситься над другими, жил в противоречии настолько умопомрачительном, что на первый взгляд оно могло показаться силой: распорядки были строгие, и он обращался с самим собой как со львом в клетке – и каждый день кидался на прутья, но больше всего на свете опасался, что когда-нибудь клетка окажется открыта. В медицинской физике есть такое понятие – «энтропия», а проще говоря, мера беспорядка: с одной стороны, у тела есть энергия (приравнивающаяся к упорядоченному состоянию), а с другой – это самое состояние хаотичности, которое быстро возрастает, когда человек заболевает, зашкаливает – когда лежит при смерти, достигает апогея в момент смерти, а затем сходит на нет. У них в отделении это понятие использовали, когда обсуждали рост опухолей, но оно применимо и к колоде карт, и к холодильнику, и к Гольфстриму, и к ситуации, если солнце погаснет, – и ко всему, вплоть до людей, день-деньской перемещающих тяжести с одной палки на другую или поднимающих их с пола к потолку, питающихся по определенной энергетической системе и хлещущих напитки под названием «энергетики».