Стейнар Браги - Ката

Вскоре послышался шум мотора, в конце улицы показалась машина и стала приближаться к дому.

– А вот и он, – сказала девочка. Машина была светлого цвета в еще более светлую крапинку и плыла по улице, отчасти напоминая полосу тумана в лунном свете. На переднем сиденье никого не было, а сзади лежало что-то, укрытое покрывалом, на что девочка не велела Кате смотреть.

Машина резко повернула ко въезду и завернула в гараж, которого Ката раньше не заметила. Ворота гаража начали закрываться с пронзительным скрежетом.

– Сейчас тебе придется принять решение; я его за тебя принять не смогу, – сказала девочка.

Ката огляделась в поисках Соулей, но не увидела ее.

– Она в доме. Ты хочешь отправиться за ней?

– А что мне еще делать? – спросила Ката, в упор посмотрев на девочку.

– Ты можешь и дальше сидеть здесь и ждать. Но тогда не будешь помнить ничего из того, что произошло, – только то, что ты сидела в саду.

– Хватит чушь пороть; конечно, я хочу все помнить. Разве я раньше не говорила: помнить хочу! Не хочу сидеть в сторонке и прятаться от жизни; хочу видеть ее такой, как она есть, участвовать в ней, менять ее!

Ката, фыркнув, оставила девочку в саду и вышла на тротуар, где был подъезд к дому. Ворота гаража уже готовы были вот-вот закрыться, но Ката действовала быстро: она подбежала и подкатилась под них.

Стало темно, неприятно, открылась и захлопнулась дверца машины, затем на потолке зажглись неоновые лампочки. Ката услышала тихий смех; ей показалось, что смеются над ней, и ее посетила мысль, что она – вещь среди других вещей, которую запихнули на склад, оставили там, и никто за ней не придет. Она закрыла глаза, а открыла их уже на другой улице и ощутила, как ее обхватывают руки и вынимают из багажника машины, увидела странно белое лицо того человека, словно излучавшее свет, а когда он улыбался, его зубы были острыми, как зубцы пилы.

– А ну тихо, – шепнул он ей на ухо, прижался лбом к ее лбу и зашептал что-то настолько быстрое и убаюкивающее, что Ката слушала как завороженная. Она видела краем глаза или ощущала, как поплыла над полом, словно привидение, странно сутулясь, и на глаза ей ниспадали волосы. Она и тот человек спустились по лестнице в темный подвал, и он то и дело придерживал ее за талию, чтобы она не навернулась. Где-то в темноте хлопнула дверь.

Ката закрыла глаза и открыла их уже на другой улице – и там она была одна, лучше видела вокруг, и все было четким. Посереди коридора стоял большой нелепый платяной шкаф – открытый, и Ката успела проскочить в двери до того, как он закрылся.

Комната, в которую был ход из шкафа, оказалась самым причудливым, что Кате доводилось видеть в жизни. В окно свешивалась листва, шипы, лишайники и ярко-зеленые папоротники. Она догадалась, что это то самое окно в задней стене дома. Лес вливался в комнату, и среди этого сплетения растений висела Соулей. Нити лишайников опутывали ее горло, запястья и живот и раздвигали ноги так, что было видно розовое отверстие между ними. Глаза Соулей были широко открыты, изо рта валила зеленая пена, стекавшая на грудь.

Ката не понимала, как ее подруга могла попасть в такой переплет за то короткое время, которое прошло с их последней встречи, но перестала об этом думать, когда увидела в комнате другую фигуру: в углу, в зеленом сумраке, стояла она сама, отвернувшись лицом к стене; от нее доносились тихие стоны, и она поминутно слегка поднимала локти и колени, словно хотела пройти сквозь стену.

– С ней все нормально, – сказала она самой себе, прищурилась – и оказалась одновременно в обоих местах. В одном месте освещение было красное, а ветви деревьев оказались железными цепями, стволы кожаные, а ветви колючих кустов – хлысты с шипами. Ката широко распахнула глаза – и освещение стало зеленым. Она заметила, что по полу бегают взад-вперед муравьи, некоторые с листиками на спине, и желто-белые сороконожки, которые, если до них дотронуться, плюются ядом, пахнущим ванилью, – Ката знала это, а откуда, сказать не могла, точно так же, как и знала, что человека, притащившего их в эту комнату (она также называлась темницей) зовут Железный человек , или Эль Торо , или Батори на одной из тех двух улиц, а на второй – попросту Йоун.

– По какой улице мне пойти? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь, и посмотрела на спину другой Каты в углу. Закрыла глаза на одной стороне и открыла на другой, где освещение было красным, и так по очереди то открывала, то закрывала, чтобы другая видела, чем занята первая, пока наконец Ката в углу не взяла верх, не открыла глаза и не повернулась. Она стала всматриваться в темницу, где было сумрачно, но красноватый блеск как бы сочился с потолка.

Близко к середине комнаты она разглядела очертания мужика; он стоял на четвереньках под столом и возился с цепью, замком и арестантскими колодками, которые должны были надеть на шею Кате. Освещение стало зеленым, и Ката переместилась в середину комнаты – и там оно снова стало красным; мужик изумленно посмотрел ей в лицо, и обе Каты встретились, встали друг напротив друга в зеленом и красном и подмигнули друг другу. Ката помахала другой Кате рукой, издала смешок, на который ответили, и он раскатился между ними. Они помахали руками сперва с одной стороны возле головы мужика, затем с другой. Он отпрянул, и тогда одна Ката обвила его руками за шею сзади и придавила, а другая сделала то же самое спереди. Мужик стал отбиваться, а они повисли на нем, сжимая его все сильнее, пока он не обессилел. Его глаза побелели, он рухнул без движения на пол между ними и словно съежился. Тогда они поволокли его по полу и обмотали его цепями и ветвями из леса, которые он приготовил для них. Затем принялись освобождать Соулей, а после этого без сил повалились на пол рядом с ней.

Они спали. Кате снились растения, бесконтрольно прорастающие в ней, и от них исходил такой резкий свет, что ей слепило мысли. Она ходила по лесу и видела, как перепрыгивают с дерева на дерево обезьяны, рыжие, как закат, видела сороконожек, которые плюются ванилью, если их пощекотать.

Через некоторое время Ката очнулась: она все еще лежала на полу. С трудом поднялась на ноги; ее охватил приступ дурноты, но ничем не стошнило.

Она огляделась вокруг. Источником света здесь была лампочка под потолком. Окон в комнате не было, и дверей на первый взгляд тоже было не видать. Мужик, которого они одолели, лежал на полу на животе; одна его рука была заперта в колодки, а вторая привязана к его же шее кожаным ремнем, так туго, что пальцы распухли и стали бледно-синими.

Ката потормошила Соулей, все еще лежавшую на полу, убедилась, что та жива, а затем начала искать выход. Стены везде были одинаковыми: нижняя часть обита темной кожей, а верхняя – деревянная, как и пол. От кожи исходил слабый запах чистящего средства. К одной стене была прибита доска из ДСП; по углам из нее торчали толстые гвозди, а с них свисали цепи разной длины. На столе посреди комнаты лежали разнообразные песты, фаллоимитаторы, шары, завязки, хлысты и куски колючей проволоки.