Александр Райн - Тюрьма мертвых [litres]

– Не бо-ойся, ты не оди-ин тако-ой – невино-овный, я тоже не виноват, что моя жена была настоящей проститу-у-ткой.

От его слов, от поганого козлячего голоска все внутри меня пылало огнем, странно, что пар из ушей не валил.

– Заткнись! Слышишь, заткнись уже, ты меня бесишь! – прорычал я, снова подлетев к решетке.

Он продолжал хихикать, но больше ничего не говорил. За эти несколько часов я вымотался. Голодное, обезвоженное тело лихорадило от усталости, организм ясно давал понять, что нужен сон. Я прилег на неотшлифованное дерево и, свернувшись в клубок лицом к стене, начал засыпать, несмотря на неутихающую боль.

Проснулся я от щелканья замка.

«Если я открою глаза, то снова окажусь в этой чертовой камере, пусть это будет сон, пожалуйста, господи, можно я проснусь в своей кровати».

Скрепя петлями, калитка распахнулась. Кто-то зашел в камеру и встал надо мной, я чувствовал тяжелый взгляд, плотно придавливающий меня к кровати, но продолжал делать вид, будто сплю.

– Повернитесь, – скомандовал не знакомый мне до этого момента голос.

«Пошел ты к чертовой матери, не буду поворачиваться», – думал я про себя.

– Прошу вас повернуться, – уже немного мягче повторил он.

Любопытство взяло вверх, и я повиновался. Передо мной стоял среднего роста мужчина в темном выглаженном костюме. Несмотря на полумрак, я сумел разглядеть на его щеках и носу несколько больших уродливых родинок, которые вызывали чувство отвращения и наверняка создавали ему неудобства при бритье. Уставшее обвисшее лицо поддерживало упитанные мешки под глазами. От человека наносило резким запахом одеколона, которым он, судя по всему, пытался отбить местную болотную вонь. Пухлые маленькие пальцы сжимали кожаную папку с замком. Осторожно заглянув за него, я увидел нескольких лысых охранников, готовых в любой момент вытащить из-за пояса стальные прутки. Человек, не отводя от меня взгляда, протянул руку. Я осторожно, поглядывая в сторону охранников, пожал ее. Он взглянул на тыльную сторону моей ладони.

– Можно осмотреть ваши руки? – Он говорил спокойно и медленно, отчего натянутые внутри меня канаты немного ослабли.

Я всегда завидовал людям с таким голосом. В нем чувствовалась сила, несгибаемая уверенность. Такими голосами обладают министры, профессора, директора. Я послушно вытянул обе руки вперед. Тот, не касаясь, осмотрел их.

– Скажите, как вы здесь оказались?

Я поведал ему свою историю и попросил срочно связаться с инженером.

– Да, конечно, мы обязательно вызовем сюда Сергея Ивановича, как только вы напишете объяснительную.

– Объяснительную? Но зачем? Вы же понимаете, что я здесь не должен быть!

– Понимаю, но тем не менее вы здесь, а значит, теперь нужно все делать очень осторожно и подкреплять бумагами, чтобы все решилось как можно быстрей и проще. Как только вы напишете объяснительную, все встанет на свои места.

Я выдохнул. Канаты ослабли еще больше, но напряжение в них по-прежнему присутствовало. Скоро все закончится, и я смогу свалить из этого богом забытого места. Он достал из папки шариковую ручку, лист бумаги и протянул их мне. Я взял ручку и, крутя ею между пальцами, посмотрел в глаза человеку и сказал:

– Можно задать вопрос?

– Конечно, задавайте.

– Что это за тюрьма?

– В каком смысле? – Он наклонил голову, и его лицо приняло любопытствующий вид.

– Кто эти люди, что сидят здесь?

– Преступники, разве это не очевидно?

– Очевидно, но почему они не могут касаться решеток, а я могу?

Тут он задумался, затем посмотрел на охранников, что недавно устроили здесь шоу.

– Всему виной электрический ток, который пускают по решеткам, ваша камера работает с перебоями.

– Я так и подумал.

– Что-то еще? – Его рентгеновский взгляд пронизывал насквозь; он знал, что я хочу спросить о чем-то сильно волнующем меня.

И я хотел, но потом вспомнил все, что делает с людьми это место, когда лишняя информация доносится до надзирательных структур. Я представил, что будет с моим соседом, а возможно, и со мной, если я спрошу о том, о чем хочу спросить.

– Нет, это все.

– Опишите всю ситуацию в краткой форме, в конце нужна ваша роспись.

Я коснулся кончиком ручки белого полотна и начал свое повествование. Рассказ получился небольшим, я старался писать по делу, так как не хотел находиться в камере ни одной лишней секунды. Закончив писать, я расписался и добавил расшифровку.

– Очень хорошо. – Человек вложил лист в папку и направился к выходу.

– Я свободен?! – вскочил я с кровати, полный уверенности, что меня выпускают.

– Еще нет. Нужно дать ход вашей объяснительной, бюрократия, это же все-таки тюрьма, сами понимаете. Не переживайте, все решится быстро, а пока вам принесут поесть. Ах да, дайте ему мазь, – скомандовал он одному из охранников.

Тот просунул мне тюбик через решетку. Я выхватил его и направился обратно к кровати. Это была та же мазь, что давал мне Витя, когда я обжегся. Тюбик был почти пуст, хватало лишь на что-то одно. Втерев крем в отбитые пальцы, я уселся на кровать и начал ждать.

Мне не хватало терпения, я то и дело стрелял глазами по сторонам, вставал с кровати, гулял от стенки к стенке. Тусклый зеленоватый свет действовал угнетающе, в голове без конца разгуливали депрессивные мысли. Я не переставал думать о словах соседа через стену.

«О каком суде он говорил? А если мне тоже придется пройти через это? Нет, я никогда никого не убью, хотя некоторых очень бы хотелось. Блин, надо прекращать забивать голову подобным мусором».

Чтобы как-то успокоиться, я присел на кровать и начал глубоко дышать, настраивая себя на хорошие мысли.

Вскоре я заметил тень. К моей камере подошел человек, в руках у него была большая квадратная сумка. Он извлек из нее несколько пластиковых контейнеров и, протянув их через решетку, положил на пол, затем быстро скрылся из поля зрения.

Я тотчас встал с кровати и поднял с пола контейнеры – это была еда. В животе заурчало, а рот переполнился слюной так, что та вытекала наружу. Присев на кровать, я открыл тару, внутри уныло лежали остывшие макароны, больше напоминающие кашу с какой-то подливкой.

«Что ж, лучше, чем ничего, жаль, нет сигарет».

Закинув в себя еду, я завалился на кровать и, уставившись в потолок, начал думать о том, как буду требовать компенсацию с тюрьмы.

Время шло, но почему-то никто не спешил вызволять меня из заточения, канаты в душе потихоньку натягивались, скрипя напряженными нитями. Наконец к моей камере подтянулись несколько человек.

– Не прошло и полгода! – еле слышно буркнул я себе под нос.

Калитка открылась, в камеру во главе с бульдоголицым зашли три вооруженных прутками охранника. Один из них держал наготове здоровые ржавые наручники, больше напоминающие древние кандалы для рабов.