Тана Френч - Ведьмин вяз

Над задней стеной показалась голова, потом рука с телефоном, подрагивавшая оттого, что чувак явно старался не упасть с того, на чем он там стоял.

– Это еще кто? – удивился я.

– Репортер, – угрюмо ответил Хьюго. – Утром, пока вы спали, перед домом околачивались двое. Один даже пытался взять интервью у соседки, миссис О’Лохлин, когда она вышла на улицу, но она, разумеется, дала им от ворот поворот.

Я хотел было выбежать в сад и прогнать урода, но там маячили копы, причем не обращали на него ни малейшего внимания. Репортеру удалось-таки сделать пару кадров так, чтобы рука не дрожала, и он исчез. В следующее мгновение показалась голова другого, а потом и рука с телефоном.

– Они по очереди подсаживают друг друга, – сказала Мелисса и отошла от двери.

– Шпионы чертовы, – раздраженно буркнул Хьюго. – Одно дело – торчать на улице возле дома, но сад – частная территория. Почему полиция их не прогонит? Неужели так и будут стоять и смотреть?

Второй чувак сделал снимки и тоже скрылся за стеной. Мы выждали еще немного, но больше никто над оградой не появлялся. Тучи опустились еще ниже, небо потемнело, налилось тревожной синевой.

Копы закончили осматривать полосу земли и принялись за новую. С самым крупным кустом розмарина им пришлось повозиться, но в конце концов они его выкопали. Немного погодя к нам размашистым шагом подошел Рафферти и, не вдаваясь в подробности, вежливо попросил нас уйти куда-нибудь в другое место.

Весь понедельник лило без передышки, дождь шел стеной. Накануне вечером я снова принял ксанакс, и сны мне снились дурацкие – тот высокий полицейский в форме, которого оставили на ночь дежурить под вязом, каким-то образом пробрался в нашу с Мелиссой спальню и сидел в кресле в углу, уткнувшись в игру на телефоне, лицо его в сине-белом свете казалось одутловатым, нездоровым; я то и дело просыпался, поглядывал на него и снова проваливался в беспокойное забытье, в конце концов мы с Мелиссой сдались, перебрались в свободную комнату, но коп уже поджидал нас там с телефоном в руке, опершись на старый форт.

Я проводил Мелиссу до остановки; мы шли молча, вжав головы в плечи. Поболтался с Хьюго по дому, загрузил посудомойку, разобрал стиральную машину, и все это время копы в саду (в коконах дождевиков, струйки воды текут по рукавам и с кромки капюшона) втыкали в землю лопаты и с мрачной решимостью вырывали маргаритки. Сушильная машина давно сломалась, но обычно нам это не мешало, мы развешивали белье на веревке во дворе, сейчас же веревку отвязали, она унылыми кольцами свисала с крючка в стене сада, а конец ее валялся в грязи. Стойка для сушки у Хьюго была всего одна, и когда на ней закончилось место, пришлось развешивать белье на батареях и спинках стульев, отчего столовая приобрела бедняцкий вид. Подняться в кабинет и сесть за работу нам удалось ближе к обеду.

Я просматривал на ноутбуке Хьюго результаты переписи 1901 года – чувак из Австралии никак не мог разыскать прабабку, которая вроде бы жила где-то в окрестностях Фишембл-стрит, – и проверял оригиналы бланков: вдруг в записи вкралась ошибка. Сидевший за столом Хьюго медленно переворачивал страницы, то и дело замирая, и я гадал, то ли он над чем-то задумался, то ли его отвлек слабый стук лопат и голоса за окном (все громче и громче, копы приближались), а может, он просто-напросто позабыл, чем занимался. Перед глазами у меня снова плыло, не то от усталости, не то от ксанакса или еще от чего, но слова на странице двоились. В общем, работа у нас обоих продвигалась вяло.

Когда время подошло к обеду, в дверь постучали: Леон привез сэндвичи из какого-то модного итальянского заведения. Я был уверен, что он психанет, когда увидит сад, – тот срыли уже наполовину, над морем грязи высился шатер, – но Леон лишь покачал головой, стиснул зубы и несколько резко бросил сэндвичи на кухонный стол.

– Это уже ни в какие ворота не лезет, – сказал он.

Я достал три тарелки, протянул ему.

– Точно.

– Надо гнать их ссаными тряпками.

– Я пытался. А они сказали, что в таком случае выпишут ордер. – Мне совершенно не хотелось выслушивать еще и от Леона. – Что бы ты сделал на моем месте?

– Не кипятись. Я бы сделал то же самое. – Обезоруживающая улыбка. – Как Хьюго?

Может, он приехал, чтобы напомнить Хьюго о завещании, подумал я, а то с этим черепом мы совершенно забыли о доме и больше к этой теме не возвращались.

– Нормально. Злится, конечно.

– Интересно, что он обо всем этом думает. – Леон вытряхнул сэндвич из бумажного пакета и покосился на меня.

– Не знаю. – Я достал стаканы для воды. – Копы нашли бездомного, о котором он говорил. Оказалось, не он.

– И больше Хьюго ничего не придумал?

– Мы как-то не обсуждали.

– То есть ты даже не спрашивал?

– Нет. Да и зачем?

Леон пожал плечами:

– Он же тут всю жизнь живет. И если кто что знает, так только он.

– Черепу много лет, Хьюго тогда еще на свете не было. Твой отец вообще считает, что это какой-нибудь стукач времен Гражданской войны.

– Ну еще бы. Он так надеется, что нам удалось сделать важное открытие и о нас упомянут в учебниках, мол, переписали историю Ирландии и прочая туфта. – Леон снова покосился на меня, расставляя тарелки на подносе. Наверняка сэндвичи были отличные, но у меня с самого появления копов пропал аппетит, и поэтому складки темно-красного мяса и блеклый сыр, похожий на капли пота, вызывали лишь омерзение. – А сам что думаешь?

Положа руку на сердце, я не думал вообще ничего, даже близко не представлял. И меня это беспокоило: остальные-то сочинили целые саги, у меня же явно отказали мозги, раз я не сумел изобрести даже самой захудалой теории. Нет, я пытался, но всякий раз, как заставлял себя подумать о черепе, мысли разбивались о плоскую, ошеломляющую, неподатливую реальность, которую не преодолеть. Я с мучительной тошнотой вспоминал, что было после того, как на меня напали, но в голове всплывали лишь разрозненные картины, лишенные контекста и смысла, вопиюще, невероятно самодостаточные.

– Ничего не думаю, – признался я. – Да и остальные, в общем, тоже. Мы понятия не имеем, что они там нашли, откуда же нам знать, как оно там оказалось?

– А я и не говорил, что знаем. Но догадываться, предполагать-то мы можем?

– Я даже не догадываюсь, – я со стуком поставил стаканы на поднос, – потому что мне насрать, что там случилось. Единственное, чего я хочу, – чтобы эти ребята, – я дернул подбородком в сторону вымокших до нитки копов, – поскорее убрались отсюда и не отравляли Хьюго последние месяцы жизни. А больше мне ничего не надо. Ясно? – На это Леон, как я и думал, ничего не ответил.

Я боялся, что за обедом он примется донимать Хьюго вопросами, но, видимо, моего внушения оказалось достаточно. Леон весело вспоминал, каким был Дом с плющом в нашем детстве, а после еды взял полстопки документов Хьюго, улегся с ними ничком на ковер и, болтая ногами, точно ребенок, углубился в чтение, время от времени махая нам каким-нибудь листом: “Представляете, чувака звали Алоизий Задд, то-то ему в школе давали прикурить…” Ближе к вечеру я пошел сварить кофе и, возвращаясь в кабинет, услышал с лестницы их голоса, но когда открыл дверь, оба уже мирно работали. Леон, хлюпая, задумчиво посасывал кончик ручки.