Лори Флинн - Посмотри на неё

Все, что я помню, так это язвительный комментарий Лу, который она отпустила в школе.

– Табита набрала лишний вес, – сказала она мне, когда мы оказались в уборной в одно и то же время и практически синхронно мыли руки.

– О, – ответила я, – мне так не кажется.

Я считала, что мне нужно встать на защиту Табби. Лу едва ли вообще разговаривала со мной, но моя преданность принадлежала Табби, как бы странно она ни вела себя в последнее время.

– Может, это потому, что ты видишь ее почти каждый день. Но на уроке физкультуры у нее была справка от врача о том, что ей нужно избегать прыжков на трамплине. И не то чтобы я смотрела намеренно, но когда она переодевалась после урока, я заметила, что живот у нее очень даже округлился.

Я думала о Табби, которая ела день ото дня все меньше и меньше. Может, я не обратила внимания на то, что Табби набрала вес, но она явно не теряла килограммы, несмотря на то, что отказалась от «Читос» в пользу палочек сельдерея.

– Я подумала, тебе может быть что-то известно, – сказала Лу.

Я тряхнула головой, и Лу ушла еще до того, как я успела узнать у нее подробности про трамплин и про то, как он связан с животом Табби. Однако через несколько секунд до меня дошло. Причиной могло быть то, что было кошмаром любой девочки-подростка.

Но Табби не могла быть беременной. Я не видела, чтобы она выпивала в последнее время, но это было из-за того, что она пыталась снизить потребление алкоголя. Ей не нравилось, какой она становилась, когда была пьяной, и как обо всем забывала. Марку тоже не нравилось, в кого превращалась пьяная Табби.

Рассказала ли она обо всем Марку? Обрадовался ли он такой новости? В моей голове боролись две его версии. Одна хотела ходить с Табби на прием ко всем врачам, собирать детскую кроватку и замерять время между схватками. Другая же обвиняла Табби во лжи и желании привязать его к себе. Именно эта версия Марка могла сказать что-нибудь вроде: «Как ты вообще можешь быть уверена, что ребенок от меня?»

– Ты как? – спросила я Табби, когда мы вышли прогуляться ночью. Мы ходили на такие прогулки, когда нам необходимо было выбраться из четырех стен, которые держали нас в ловушке. – У вас с Марком все хорошо?

– Ты чего это вдруг? – спросила она, пиная камушек своими розовыми «конверсами». – Все хорошо. Ну, знаешь, бывают сложности, но мы справляемся.

Справляетесь с чем? С ребенком? С отношениями? Внезапно я почувствовала себя маленькой девочкой, которая бежит за старшей сестрой и пытается обратить на себя ее внимание.

– Про Марка я могу сказать следующее, – сказала она, запрокидывая голову назад, чтобы посмотреть в небо. – Я люблю его больше, чем он любит меня. Но меня это вполне устраивает. Я к тому, что в любых отношениях баланс хотя бы немного, но нарушается. Чувства одного всегда сильнее чувств другого.

Я тут же подумала о нас с Далласом. Что уж говорить…

– Ты же знаешь, ты можешь рассказать мне что угодно.

Слова, вырвавшиеся из моего рта, были настолько громкими, что почти превратились в крик. В них явно звучало требование: « Расскажи мне обо всем и обо всех, потому что мне тоже нужно тебе кое-что рассказать».

Табби обняла себя за плечи и натянула рукава кофты на ладони так, чтобы спрятать кончики пальцев.

– Иногда, – сказала она, растягивая слово так долго, что я засомневалась, что Табби вообще знала, как закончить предложение. – Иногда мне хочется перестать извиняться. Я же не всегда во всем виновата.

– Ты о чем? – спросила я.

Она лишь рассмеялась, но это был не обычный смех. Он был глухим, будто внутри Табби вообще ничего не осталось.

– Ты знаешь, о чем я. Каждая девушка знает. Мы все всегда за все извиняемся. Как будто это у нас в крови. В нашей ДНК.

Она была права. Я сбилась со счету, считая, сколько раз я извинялась перед кем-то каждый день. Я извинялась перед женщиной в кафетерии за то, что у меня нет мелких денег. Я извинялась перед учителями за то, что не знала ответа на их вопросы. Я извинялась перед парнями за то, что не могу им угодить, как бы сильно ни старалась.

Я чувствовала себя виноватой перед собственным телом за то, как издевалась над ним. Еще более виноватой я чувствовала себя из-за того, что в моей груди боролись противоречивые чувства, непрерывно смешиваясь друг с другом.

– Ты тоже можешь рассказать мне что угодно, – сказала Табби.

Я так и сделала. Я рассказала ей все про Далласа, не сказав, как сильно я желала, чтобы на его месте был Бэк. Это Бэк должен был очерчивать большими пальцами линию моего подбородка, и это его руки должны были прижимать меня к кровати. «Ты такая красивая, Элли» – эти слова должны были слететь с его губ. Но, конечно же, я ничего об этом не сказала. Слушая горькую исповедь, Табби взяла мою ладонь в свою и переплела наши пальцы вместе, и каким-то чудесным образом мне стало немного легче.

– Не могу поверить, что ты все это скрывала от меня, – сказала она. – Не могу поверить, что ты мне ничего не рассказала. Я думала, что мы с тобой всем друг с другом делимся.

Как бы сильно я ни любила Табби, крохотная часть меня испытала раздражение от этих слов. У нее получилось взять все то, что было целиком и полностью обо мне, и использовать против меня же. Но я злилась недолго. В моей голове и так было много всего того, о чем нужно было думать.

Через несколько недель до меня дошли слухи, как и до всех остальных. Кто-то видел перед входом в клинику по абортам девушку, которая была ростом с Табби и на которой была надета оранжевая принстонская толстовка. Эта толстовка – важная деталь, так что запомни ее. Так вот, эта толстовка была фирменной толстовкой колледжа, в котором учился Марк. Это была его толстовка.

И когда Марк обо всем этом узнал – именно с этого момента у них с Табби все начало рушиться.

ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, где он достал адрес моей электронной почты, но письмо, которое я получила сегодня, подтверждает, что у этого парня есть связи.

Правда всплывает наружу. Может, ты не знаешь свою сестру так хорошо, как думаешь. Я не пытаюсь тебя напугать. Я понимаю, что ты совсем не такая, как она.

Это письмо от Александра. От Алекса. Сейчас он уже в Австралии, но все равно у него получается сделать так, чтобы у меня по спине пробежал холодок. Особенно если учесть, что его письмо пришло примерно в то же время, когда в «Острых гранях» была опубликована та статья про аборт.

Если честно, мне особо нечего сказать по данному поводу. Слухи об этом до меня дошли примерно в то же время, что и до всех остальных. Я была в школе и доставала из своего шкафчика учебник по математике перед пятым уроком, когда ко мне подошла Элли, чтобы поговорить. Это было странно, потому что Элли никогда со мной не разговаривает. Она подруга Табби и та, кому я завидовала. Люди считают Табби и Элли сестрами. Я часто натыкалась на комментарии в «Инстаграме» вроде: «Боже, вы будто близняшки!» Тем не менее, когда мы с Табби появляемся на публике вместе, никто никогда не говорит нам, что мы похожи.