Хелене Флод - Терапевт

— Сигурд! — крикнула я.

Он вышел ко мне с сияющими глазами и сказал:

— Залы для совещаний. Площадка для обучающих игр и рекреации, пространство для общения.

В руках у него был чертеж. Сигурд развернул его передо мной: ну как тебе?

— А это что такое? — спросила я. В складках его губ, пока он объяснял, читалось легкое раздражение.

— Вот актовый зал, здесь фойе, здесь комнаты для занятий, а здесь игровая для детей.

Библиотека, медиатека, сцены… Сигурду обидно за сельчан. Почему красивые здания возводят только в Осло? Неужели закаленные непогодой жители западного побережья не заслужили красивой архитектуры?

По вечерам я смотрю в гостиной телевизор и слышу, как почти непрерывно тарахтит старый принтер, как Сигурд подходит к нему за распечатками. Иногда он выходит из рабочей комнаты, наливает себе попить, идет в туалет. Я больше не зову его посмотреть телевизор вместе со мной.

Сигурд был образцовым студентом. Оставался в архитектурной школе дольше других, был полностью погружен в свои проекты. Его хвалили, но он не возгордился. От критики отмахивался. С первой нашей встречи он был нацелен на успех: стать известным, проектировать оперные залы и монументы, брать частные заказы, где можно проявить свой творческий потенциал. Сигурд с энтузиазмом делился своими планами. Окружающая среда имеет огромное значение, внутри здания должно легко дышаться, говорил он. Воодушевившись, забывал о присутствующих, не обращал внимания на то, как они реагируют. Томас и Ян-Эрик с трудом терпели его разглагольствования. Маргрете высказывалась открытым текстом: «Сигурд, милый мой, хватит нам уже твоих открытых пространств». Но его было не унять. Увидите, его диплом будет самым красным из всех, выданных школой; его пригласят в успешное новаторское бюро; начав с самого низа, он достигнет вершин. Похоже, ему не приходило в голову, что может быть и иначе.

Но осенью 2013 года архитектурные бюро не торопились набирать новых сотрудников. Едва миновал финансовый кризис, впереди замаячил нефтяной. Мысленно Сигурд был уже именитым архитектором с реноме, но на бумаге только выпустился и не имел опыта работы. Первые два месяца поисков работы он провел в оцепенелом изумлении: что происходит? Зайдя в «Фейсбук», увидел, что его однокурсники гребут работу лопатой, и воскликнул:

— И это она-то!.. Да она в жизни ничего оригинального не создала!

Я устроилась работать в детскую клинику. О том, что я сменила работу, мы с Сигурдом почти не упоминали. Мы купили нашу первую квартиру; интрижка с Массимо осталась в прошлом. Казалось, все налаживается.

Но вот на экран Сигурдова компьютера приземлилось объявление об архитектурном конкурсе. Он моментально загорелся: открылись новые горизонты. Чертил, фонтанировал идеями. Стоит попытать счастья! Работать из дома, ни от кого не зависеть. Кому нужны эти крупные бюро? Эта бюрократия, начальники, дышащие тебе в затылок? Человек наедине со своим кульманом — и всё, никаких назойливых управленцев, чистое творчество. Работа над проектом поселилась в нашей квартире вместе с нами. Я была рада, что Сигурду есть чем себя занять.

В октябре объявили результаты. Для шорт-листа отобрано восемь проектов. Семь от крупных бюро, восьмой от именитого голландского архитектора. Я пришла с работы и почувствовала запах горелого. В душевой валялись обугленные остатки модели. Сигурд в гостевой комнате убирал бумаги и вырывал листы из альбомов.

— Наверняка отказы — вещь обычная, — сказала я, — наверняка с первой попытки ни у кого не получается.

Сигурд вперил в меня мрачный, не знакомый мне взгляд и рявкнул:

— Заткнись, Сара!

Прямо в лицо. Сигурд никогда не говорил со мной грубо. И я не знала, как мне реагировать на его необузданную ярость, исходящую от моего любимого, словно дурной запах. Не хотела цепляться к его словам. Боялась сделать хуже. Не желала знать, что творится у него внутри. Сигурд не такой. Такого знать я не желаю. Я сказала, что пойду посижу в гостиной, и закрыла за собой дверь.

Через полчаса Сигурд с бумагами в руках прошел в ванную. Принес с собой бутылку виски и спички. Я молчу.

Остатки виски он взял с собой в гостевую комнату. В душевой кабине остались валяться остатки модели и горелые бумажки. Я почистила зубы, стараясь не глядеть туда. Завтра утром я проснусь рядом с человеком, с которым помолвлена. Я заснула в твердом убеждении, что будет так.

Так и было. С утра Сигурд был неразговорчив. К моему возвращению с работы он убрался в квартире и приготовил ужин. А через три недели нашел работу. Больше о новых горизонтах мы не говорили.

Анника заезжает ко мне после работы. Я сижу и вяло роюсь в коробках в поисках сама не знаю чего. Переехав сюда, мы с Сигурдом так и не успели разобрать все вещи. Одна коробка многообещающе помечена как «Разное, Сигурд ». Все его теперь мое, сказал Гюндерсен и Флемминг тоже. Может быть, вещи Сигурда помогут разобраться в нем самом…

Фото со школьного выпускного: юные неоформившиеся лица Сигурда и Яна-Эрика, глаза полузакрыты от непривычного пока алкогольного опьянения, рот растянут в ухмылке, фуражки набекрень. Список учебной литературы из высшей школы бизнеса, где он отучился один курс, пока не решил стать архитектором. В бумажных конвертах художественные открытки: Климт, Роден, Шагал, Кандинский, Поллок и Уорхол. Деревянный ящичек с пересохшей сигарой. Последние пять лет Сигурд к этим вещам не притрагивался; я роюсь в них наобум, понимая; надо же мне найти хоть какую-нибудь зацепку. Кем был Сигурд? В памяти всплывает его деловой календарь: Аткинсон в одиннадцать тридцать… Я знаю, придет время — и я наброшусь на этот календарь, стану сличать его со своим. Увидев фамилию Аткинсон, задумаюсь: что он говорил мне про то, куда собирается?

Содержимое этих коробок не говорит мне ни о чем. Есть еще коробка « Разное, Сара ». В ней примерно то же: старые фото, открытки, присланные, когда мне исполнилось 23 года, программа языковых курсов, когда мне было пятнадцать, и тому подобное. Порывшись в коробке, узнаёшь обо мне самое тривиальное: в молодости я любила путешествовать, а в 2007 году посетила фотовыставку: возможно, интересуюсь фотоискусством, возможно, делаю вид, что интересуюсь…

— Привет, — говорит Анника.

Смотрит на меня сочувственно. В руках я держу ядовито-зеленого плюшевого мишку — таких дают в качестве выигрыша в парках аттракционов.

— Привет, — отвечаю я.

Она стоит в кухонном отсеке, я сижу на полу гостиной. Сестра ставит на стол коричневый бумажный пакет в жирных пятнах — очевидно, наш сегодняшний ужин, купленный в забегаловке по пути от работы к месту, где она оставила машину. Но мне стыдно жаловаться. Она работает на полную ставку, нередко задерживается по окончании рабочего дня, и у нее трое детей в возрасте до десяти. А она все-таки приезжает каждый день возиться со мной… Я вот даже не знаю, стала бы так нянчиться с ней, с папой…