Лейла Аттар - Бумажный лебедь

Всякий раз, когда МамаЛу пела о горах Сьерра-Морена, я думала об Эстебане. Я не видела этих гор, но всегда представляла их такими же темными, как его глаза. Я представляла заросли эбеновых деревьев и угольно-черные пещеры. В детстве я не знала, что бандиты, лежавшие в засаде, о которых пелось в песне, – на самом деле аллегория: это о моих чувствах, метавшихся от дружбы к трепетному, томительному предвкушению.

У Дамиана был плутоватый взгляд контрабандиста. Задержавшись на моих губах, он украл все мои мысли, выпил воздух из легких. Чувствовал ли Дамиан эту тягу, стучало ли его сердце так же часто? Ощущал ли он, как прошлое и настоящее, словно влюбленные подростки, слились воедино на заднем сиденье его разума?

Капля воды упала с моих волос. Лишь тонкое полотенце разделяло наши тела. Мои губы, кожа, глаза – я вся была перед ним как на ладони, обнаженная и беззащитная. Вот и настала моя погибель, его погибель: да, он отрезал мне палец, однако вырвать сердце из груди не мог.

Дамиан отпустил мою руку и вышел.

Я уже забыла вкус сочных, наливных манго, сорванных прямо с ветки. На острове росли небольшие, но необычайно вкусные плоды. У меня на ладони умещалось три штуки, и когда я очищала их от мягкой кожуры, сок струился по рукам, оставляя липкие дорожки. Приходилось следить за муравьями, особенно теми, что норовили заползти на ноги. Букашки обожали фруктовый нектар и время от времени доставляли неудобства, забираясь, куда не просят. Впрочем, я готова была заплатить эту цену за возможность понежиться в тени дерева и насладиться сочной оранжевой мякотью, положить целый плод на язык и высасывать сок, пока не оставалась лишь сухая волокнистая косточка.

Спелые, тяжелые фрукты сами падали с веток, и на земле всегда лежало несколько плодов – увы, подгнивших или подъеденных грызунами. Так что Дамиан забирался на дерево и тряс его, а я внизу ловила фрукты в корзину.

– Ай! – вскрикнула я, когда уже девятое по счету манго угодило мне по голове. – Еще рано! Давай на счет «пять»!

Сбор плодов увлек нас так сильно, что даже Дамиан забыл о времени. Мы отлично сработались. Я любовалась нашим скромным урожаем, как вдруг с неба полило. Нет, не мелкий грибной дождик – нас словно окатило волной, как в аквапарке. Под натиском тропического ливня фрукты снова посыпались с веток. Надев корзинку на голову, я рванула на поиски укрытия. Земля мгновенно превратилась в жижу, в которой увязли ноги. Дамиан спрыгнул с дерева и успел даже немного меня обогнать, прежде чем попал в ту же ловушку. Весил он больше, так что проваливался глубже. Мы выглядели как мокрые зомби, ковылявшие из склепа.

Дамиан оглянулся, и я рассмеялась. Он посмотрел на корзину на моей голове, на ноги, почти по колено увязшие в грязи, и расхохотался тоже.

– Сюда! – Он схватил меня за руку и увлек в небольшую деревянную лачугу, ютившуюся среди зарослей.

Крыша из сухих пальмовых листьев защитила нас от ливня. Я рухнула в изнеможении, промокшая до нитки. Отдышаться не получалось, потому что меня разбирал смех: уж больно Дамиан походил на хоббита с коричневыми от грязи ступнями.

– Боюсь, тут крем для ног уже бессилен. Только педикюр! – Я замолчала, заметив, что Дамиан не смеется.

– Что такое? – спросила я.

Его пристальный взгляд меня смутил.

– Ты смеешься совсем как раньше, – сказал Дамиан.

Я опустила глаза – не хотела, чтобы он увидел, как намеки на прошлую дружбу вызывают у меня желание распахнуть объятия и разрушить стены, которые мешали нам общаться по-прежнему.

– Вот только щелочки между зубами нет, – продолжил он, ложась на землю рядом со мной.

– Я все та же девчонка, Дамиан.

Так мы и лежали, мечтая о простоте, что ушла вместе с детством, о том времени, когда наши сердца еще не разбились, а жизнь была чиста и беззаботна. Мы вспоминали о грязных лужах, о щеках, перепачканных шоколадом, о содранных коленках и скакалке. О том, как я покрасила спящему Эстебану лицо нежно-розовой краской, а потом пряталась от него за юбкой у няни.

– Ты каждый год навещаешь МамаЛу? В один и тот же день? – спросила я.

Он кивнул, глядя на листья, устилавшие крышу.

– Однажды, когда я ждал возле тюрьмы, я услышал, как она поет. Тогда она пела мне в последний раз. Ее голос звучал очень ясно, несмотря на шум и кутерьму вокруг, словно она сидела рядом и пела мне на ухо. Думаю, так она со мной попрощалась. Теперь каждый год в этот день я ее навещаю.

Мне так хотелось погладить его руку, сжать его пальцы в своих. Так хотелось сказать ему, что он был хорошим сыном, что МамаЛу любила его больше всего на свете, – однако у меня перехватило дыхание.

На наших ногах подсыхала грязь; дождь постепенно утихал.

– Что это за хижина? – поинтересовалась я, оглядевшись по сторонам.

Обстановка была скудной. Кое-где виднелись следы пребывания человека: керосиновая лампа, грубо сколоченный верстак с грудой инструментов, ржавых гаек и гвоздей.

– Теперь тут что-то вроде мастерской. Я соорудил эту лачугу, когда мы с Рафаэлем приплыли сюда впервые. Сначала соломенный шалаш, затем мы раздобыли немного досок и укрепили его. Потом я построил дом, а хижину забросил.

– Ты сам построил дом?

– Да, но не сразу. Подвозить на остров материалы – та еще задачка. Стройка растянулась на несколько лет. Впрочем, мне нравилось сюда приплывать. Работать руками, отдыхать от людей.

– Ты прямо как агент Макгайвер!

– Какой-какой Гайвер?

– «Секретный агент Макгайвер». Любимый сериал отца – про сапера, который мог починить что угодно с помощью пары скрепок и швейцарского ножа. Он бы, кстати, тебе подсказал, как вставлять стекла в рамы.

– Может, я специально оставил окна такими.

– И правда. Стекла всегда тебе мешали. – Я вспомнила, как в детстве открывала окно, чтобы он мог залезть в мою комнату.

Я знала, что Дамиан думает о том же. Он не отстранился, когда я легонько прикоснулась к его пальцам. Еще немного – и мы взялись бы за руки.

– Помнишь желтые цветочки, которые падали с деревьев?

– Помню, – ответил он.

Вода, скопившаяся на крыше, просачиваясь сквозь листья, плюхалась нам на лица крупными каплями. А мы представляли, что это мокрые лепестки.

– Дамиан, – проговорила я, не открывая глаз. – Я понимаю, что должна вернуться в тот, другой мир. И не знаю, что со мной случится завтра, но этот миг – и дождь, и хижина, и остров, – я не хочу, чтобы все это заканчивалось.

Дамиан не ответил и отодвинулся. И все же я поняла. Я прекрасно все поняла: Дамиан Кабальеро сражался с тем единственным, что чертовски его пугало. Он сражался со мной.

– Готова? – спросил Дамиан.

– Ты уверен, что это безопасно? – Я сложила вдвое список необходимых покупок и поправила солнечные очки на носу.