Лейла Аттар - Бумажный лебедь

Некоторые женщины отличались грубым, гневливым нравом. Когда я начинала свое дело, меня одолевали сомнения, порой охватывала паника. Временами я готова была сдаться и улететь в Сан-Диего. Теперь же я отлично ладила с охраной, а заключенные относились ко мне с уважением.

Я рассказывала, как выполнять седельный шов, и вдруг осеклась на полуслове. В центре тюремного двора, озираясь по сторонам, стоял Дамиан. Он был единственной неподвижной фигурой посреди всеобщей суеты. Вокруг сновали местные, к нему, впрочем, не приближались, обходя его по дуге. Он широко распахнул глаза, но не замечал ничего вокруг. Я поняла: он впервые пришел в Вальдеморос с тех пор, как узнал о смерти МамаЛу. Возможно, ему сообщили об этом именно здесь. Возможно, здесь и умер прежний Эстебан?

Когда же, думала я, моя душа перестанет о нем болеть? Когда тело прекратит к нему тянуться, а сердце перестанет трепетать, если он поблизости? Почему мы влюбляемся в тех, от кого лучше держаться подальше? Почему попадаем в одну ловушку бессчетное число раз? Я уже хотела отвернуться, и тут Дамиан посмотрел мне в глаза. Он всегда мог обездвижить меня одним лишь взглядом. Сейчас он меня удивил: улыбнулся. Еще секунду назад он пребывал в прошлом, а теперь словно увидел луч света.

Черт!

От этих его редких улыбок у меня захватывало дух.

Я замялась, пытаясь вспомнить, о чем рассказывала ученицам. К моему ужасу, Дамиан подошел ближе. Он наблюдал, как я общаюсь с заключенными, пока мастер-класс не завершился.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, когда женщины разошлись.

– Просыпаюсь. Знакомлюсь с миром. – Он помог мне собрать обрезки сыромятной кожи для брелоков и кошельков. – Я подвезу тебя домой, – добавил он.

– Сама доеду. – Я взяла четыре объемистые сумки – по две в каждую руку – и направилась к выходу.

Дамиан не настаивал. Я пристроилась в очередь на остановке. Обычно я пропускала два-три битком набитых автобуса, прежде чем втиснуться в следующий, заполненный чуть меньше, но все равно опасно кренившийся на поворотах.

– Сегодня Сьерра заглянула ко мне после школы. – Дамиан встал рядом, ближе к шоссе, загородив меня от пыли, взметавшейся из-под колес.

– Хорошо. – Я не хотела, чтобы мое к нему недоверие повлияло на их отношения с дочерью. – Как у нее дела?

– Настрой боевой. Не жалеет, что пнула меня между ног при первой встрече. Мол, я заслужил – ведь мама теперь красит всего девять ногтей вместо десяти.

– Она пнула тебя по яйцам? – Я едва сдержала улыбку.

– Чуть не лишила личной жизни! Сегодня угрожала повторить. Сказала, будет еще больнее, если снова тебя обижу.

– Обычная беседа папы и дочки, ага?

– Она высказалась. Я принял к сведению. Потом накормил ее и отвез домой.

Я вспомнила последнее блюдо, которое Дамиан приготовил мне на острове: плантаны на горячих камнях. Тогда мы с ним были одни в целом мире под чернильно-синим небом.

– А вот и мой автобус.

Дамиан состроил недовольную гримасу. Наверняка он предпочел бы закинуть меня на плечо и затолкать в свою машину. Вместо этого он коротко кивнул и посадил меня в автобус. Он ехал следом до моей остановки, а потом развернулся и помчал к себе домой.

На следующий день Дамиан опять пришел в Вальдеморос. Он не подходил к палатке, в которой я работала, до самого вечера и снова встал со мной в очередь на остановке.

– Зачем ты за мной ходишь? – Я не понимала, что он затеял, и меня это нервировало.

– Я просто ловлю попутку.

Господи, он невыносим.

– Я посадил Сьерру за домашнюю работу. У нее завтра контрольная по математике.

Меня кольнула ревность. Эти двое, похоже, спелись. Они каждый день встречались после школы. Я же работала по тюремному расписанию, так что домой приходила поздно. Вначале Сьерру забирала из школы няня и сидела с ней до моего возвращения. Однако долго это не продлилось. Сьерра росла своенравной девочкой – упрямой и донельзя самостоятельной. Совсем как ее отец.

Когда приехал автобус, Дамиан свирепо зыркнул на какого-то юношу, и тот уступил мне место. Я втиснулась со своими сумками между матерью, заплетавшей косу дочке, и мужчиной с откормленным петухом в клетке. Сегодня мы сшили шесть сумочек из кожи модного бордового оттенка с бежевыми ручками. Мне предстояло оттиснуть на изделиях свой логотип. Я назвала фирму «Уоррен, Адриана и МамаЛу», сокращенно – «У.А.М.». Женщина справа от меня отложила гребешок, которым расчесывала девочке волосы, и с восхищением погладила кожу ручной выделки. Дамиан навис надо мной, держась за поручни. Автобус, подпрыгивая, вез нас по ухабистой дороге в Паса-дель-Мар. Большинство пассажиров вышли у главной площади. Когда витрины магазинов, ресторанчики и уличные художники остались позади, Дамиан сел напротив меня.

– Чего тебе? – буркнула я.

– Ничего, – ответил он. – Просто сижу и думаю, как многого ты добилась и как сильно я тебя люблю.

Он отвернулся к окну, не замечая, что его слова перевернули мой мир вверх тормашками. Взглянув на свои ноги, я вздохнула. Я превратилась в унылую, заурядную версию себя прежней. Я уже несколько лет не делала педикюр. Ходила в босоножках на низком каблуке – бракованной паре из первой партии, произведенной под моим руководством. Ремешки получились слишком широкими, однако подошва была гибкой и прочной, поэтому я оставила босоножки себе. Длинные, до талии, волосы я заплетала в небрежную косу. В своей этнической юбке и самом обычном коротком топе я совсем не походила на модницу, которую Дамиан когда-то похитил. Как бы я хотела увидеть себя его глазами. Впрочем, Дамиан смотрел на меня не глазами, а сердцем.

Когда он вышел со мной из автобуса, я ничего не сказала. Он взял сумки и отнес к моей двери.

– Может… зайдешь? – предложила я.

Я не хотела, чтобы он уходил, пусть внутренний голос и твердил: «Не впускай его, не впускай его, не впускай…»

– Я зайду, когда ты этого действительно захочешь, güerita.

Он ушел, прежде чем я успела ответить.

– Это был Бандидо? – спросила Сьерра, когда я открыла дверь.

– Да. И хватит его так называть.

– Бандидо, – повторила она, а потом добавила: – Папа. – Она задумчиво поглядела вдаль, затем снова склонилась над учебником. – Папа, – произнесла она тихо, пробуя слово на вкус.

Уже во второй раз за день я почувствовала, как мой мир перевернулся.

Не ошиблась ли я, отгородившись от Дамиана? Вдруг лишь мое упрямство мешало нам стать дружной, счастливой семьей? Я не знала. Дамиан сполна расплатился за грехи. Однако восемь лет назад любовь уже расколола меня на части. И если я снова позволю разбить мне сердце, то уже никогда не соберу.

В Каса Палома ужинали во дворе. Я не знала свою мать, именно она положила начало этой традиции. Мама всегда предпочитала есть на свежем воздухе. Я вспомнила, как мы с отцом в последний раз сидели в саду, под сенью цветущих деревьев, при мягком, мерцающем свете фонарей.