Сюзанна Янссон - Запретное место [litres]

– О восьми убийствах, – раздался голос позади него.

В ту же минуту в комнату вошли двое полицейских в форме.

– Что такое? – Лейф повернулся к Натали.

– Речь идет о восьми убийствах и одном покушении, – повторила она.

– О ком это вы? – вскрикнула Лайла.

Полицейские пересекли комнату и подошли к Педеру и Ивонне.

– Я должен кое-что объяснить… – сказал Педер, вставая. Его жена Ивонна тоже поднялась, держа перед ним руку, как будто желая защитить.

Поднялся шум, раздался звон наручников.

– Но… что вы делаете? – голос Ивонны звучал испуганно. – Это обязательно?

– Что вообще происходит? – воскликнул Тексас. – Что вы такого сделали?

– Я позвоню, – сказал Педер. – Придется отложить проблему с насосом на потом.

Агнета поскребла ногтем уголок рта. Казалось, она хочет что-то сказать, но звуки никак не хотят превращаться в слова.

– Прежде чем мы уйдем, я хочу сказать только одно, – произнес Педер, раздраженно смахивая руку полицейского со своего плеча. – Другого выхода у нас не было. Правда не было. Мы все это делали не ради забавы. Мы делали это ради вас, ради сохранения наших родных мест, помните об этом. – Он развел руками. – Я бы с удовольствием отказался. Йоран вам расскажет. Он знает о болоте все. Вы думаете, что вы свободны?

– Но что именно вы сделали? – спросил Тексас, обводя взглядом комнату.

Йоран сидел на стуле, прямой как палка и белый как мел.

– Я не понимаю, – произнес он. – Вы хотите сказать, что я имею к этому какое-то отношение?

– Ну да, так все и было, – призналась Ивонна Ларссон на допросе в полиции Карлстада. Майя сидела в соседнем кабинете и слушала разговор между Ивонной, Лейфом и еще одним полицейским.

Ивонна сидела, сцепив руки на коленях. Во время разговора она все глубже засовывала их в рукава свитера, как будто хотела незаметно улизнуть, выскользнув из одежды, из собственной кожи. Она часто моргала.

– Мы поняли, что… надо действовать. Мы же знали, что творится на болоте, мы сами стали его жертвами. Спросите Йорана Дальберга, он вам расскажет, насколько ненасытно болото, сколько людей там погибло в течение веков. Мы были напуганы не меньше, чем все остальные, и понимали, что наша очередь может настать снова, причем когда угодно. Тот, кто не прошел через тот ад, через который прошли мы, не имеет права нас осуждать. Мы потеряли нашего бесконечно любимого ребенка. И не могли допустить, чтобы погибла и вторая дочка. Надеюсь, вы это понимаете? У вас есть дети? Ну, тогда понимаете.

Она держалась дружелюбно и сговорчиво, обращалась к Лейфу и его коллеге так, словно пыталась убедить их принять ее сторону, как будто они могли без труда войти в ее положение и понять ее действия.

– Так что я не отнекиваюсь. Мы действительно это сделали. Не могу сказать, чтобы каждый раз это доставляло нам удовольствие. Но в жизни не все доставляет радость. Иногда человеку приходится делать то, что он должен. Так вот. – Она глубоко вздохнула. – Сейчас меня больше всего волнует то, что болото жаждет новых подношений, и никто… никто ничего не сделает.

С каждым днем Педер все больше замыкался в себе. Его крупное тело выглядело каким-то чужим на маленьком стуле в кабинете, где велся допрос, как будто оно не понимало, как это можно просто сидеть на стуле. Ведь оно привыкло постоянно работать, двигаться. Не сбавляя обороты.

– Был момент, когда мне хотелось все это прекратить, – признался он. – Правда хотелось. Мне казалось, что достаточно строго следить за детьми в плохую погоду. Но тут произошел тот случай с маленьким мальчиком. Болото как бы… пригрозило нам. В первую очередь мы хотели защитить Юлию, а потом и у нее появились дети. Легко недоглядеть один раз, а потом уже будет ничего не вернуть. Нам было спокойнее знать, что болотная жажда утолена, так сказать. Чаще всего речь шла о домашних животных и всяком таком, но иногда… иногда приходилось приносить в жертву людей. Мы понимали, что без этого не обойтись. Мы набивали их карманы монетами, чтобы показать свое уважение, чтобы подчеркнуть, что мы осознаем всю серьезность происходящего. Мне совсем не хотелось бегать потом по болоту и снова искать своего ребенка. Мы делали это ради детей. Понимаете? У нас не было выбора.

« Мы делали это ради детей ».

Когда Майя приехала в усадьбу, Натали в дутом пуховике сидела в открытом кафе, подставив лицо солнцу. Агнета оставила на улице несколько деревянных стульев и столов – настоящий подарок судьбы в такой погожий день.

– Какая отличная погода, – произнесла Майя, глядя в небо.

– Да, просто чудесная. Садись.

Натали махнула рукой в сторону свободного стула.

– Как здорово, что ты позвонила, – сказала Майя. – Я так обрадовалась.

– Я собираюсь возвращаться в Гетеборг, осталось взять несколько проб. Решила, что было бы приятно повидаться с тобой перед отъездом.

Майя кивнула:

– Полностью согласна.

Они принялись обсуждать диссертацию Натали, предстоящую выставку Майи. Заказали по чашке чая. Потом разговор зашел о Педере и Ивонне.

– Мне так тяжело принять все это, – сказала Натали. – Получается, что во всем виноваты родители моей подруги детства. Педер застрелил папу, потом маму. Хорошо, папу он убил случайно , но маму…

Майя пристально посмотрела на Натали и глубоко вздохнула, подбирая слова.

– Но разве ты… не чувствуешь облегчения? Ведь твой папа невиновен, он никого не убивал. Ни маму, ни самого себя.

Натали снова повернула лицо к солнцу и закрыла глаза.

– Да, конечно, – тихо произнесла она. – В разгар всего этого безумия я и вправду ощущаю облегчение, как будто мне вернули моего отца, моих родителей. На меня ничто не давит больше, все дерьмо осталось в прошлом. И я чувствую себя… опустошенной. – Она засмеялась и повернулась к Майе. – В хорошем смысле этого слова.

– Понимаю. В любом случае здорово.

– В то же время… теперь я могу прожить свое горе, которого раньше не ощущала. И тяжесть утраты. Ведь у меня отняли такую важную часть детства. Я не привыкла принимать свои чувства, не отталкивать их. И это… больно, на самом деле.

Майя долго смотрела на Натали.

– Так и должно быть. Пусть переболит. Думаю, ты справишься. Впустив в свое сердце боль от пережитого, ты испытываешь облегчение от того, что не надо больше сопротивляться. Разреши себе погоревать, пусть скорбь охватит тебя целиком, изменит тебя, а потом постепенно затухнет. И тогда ты почувствуешь, что ты сильнее любого горя. Сильнее всего , о чем ты думаешь и что переживаешь.

…Пока чай остывал на октябрьском воздухе, разговор зашел о предстоящем возвращении Натали домой.

– Кстати, а у кого ты поселилась? – спросила Майя. – Когда переехала в Гетеборг. У каких-нибудь родственников?