Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

Что-то в ее словах меня тревожит. И эта ее легкая нахмуренность. Она смотрит вниз, затем снова поднимает взгляд на меня.

– Он вспомнил?

– Вспоминает, – говорит она кратко. – Это я и хочу обсудить с вами.

Оно берет первое свидетельство и передает его мне. Последняя страница помеченная СаХ1 и на ней фотография. Она переворачивает ее изображением вниз и передает мне показания.

Просматриваю первые три предложения, затем останавливаюсь.

– Это Сэдик, из бара?

– Да, – говорит Сара, водя своей тонкой рукой по бумагам. – Я встречалась с Сэдиком. Но боюсь, что он пошел в полицию после того, как поговорил со мной.

– Но почему?

– Он не согласен с вашей версией событий и обещал выступить на их стороне. Думаю, была заключена некая сделка. Он не хочет, чтобы его обвинили в сексуальных домогательствах, поэтому помогает им. Вот его заявление. – Она молча переворачивает фотографию.

Конечно же, это то самое селфи.

– Он сказал, что вы были болтливыми и дружелюбными. Флиртовали, обнимались, и больше ничего не произошло.

– Но он… он же схватил меня. Он меня толкнул своим… – Останавливаюсь, не в силах продолжать и вспомнить все это еще раз. Не только тот вечер, который привел к моей теперешней жизни и встречам в кафе с адвокатом, пытающимся уберечь меня от тюрьмы, но также и тот самый момент: мужчину, прижавшегося ко мне против моей воли. Я не говорила ни с кем об этом. С этим просто нельзя смириться.

– Я знаю. И у нас есть Лора и ее показания в вашу поддержку. Тем не менее, у меня есть запись с камеры видеонаблюдения, – говорит она, доставая из кармашка сумки для ноутбука компакт-диск. Молча наблюдаю за тем, как она включает компьютер, вставляет диск и находит нужный файл. Разворачивает экран ко мне.

Там три файла. На первом видео видно, как мы делаем селфи. Я над чем-то смеюсь, наклонившись к Сэдику. Лора первая уходит прочь, потом я следую за ней. Всегда поражаюсь тому, как выгляжу на видео: такой маленькой и глупой, как будто в моем разуме ничего не происходит, в то время как в реальности он занят и переполнен. Странно это видеть.

Второе видео. Вид с верхнего правого угла, когда среди танцующих он хватает меня. Вижу его руки, протянутые ко мне, но на видео я выгляжу соучастницей. Я ничего не делаю, лицо нечеткое и пустое. Он удерживает меня, а я ничего не предпринимаю.

И затем последний ролик. Он держит меня за руку, я смотрю на него. Я тоже держу его, ничего не делая, просто протягивая руку по направлению к нему, не отбиваясь, не пытаясь привлечь ничье внимание.

– О черт, – шепчу я, посмотрев видео.

– Я знаю, – говорит Сара.

– Это было не так – все было не так.

– Я знаю.

– Он пугал меня, он так сильно сжимал мою руку, что я просто не могла ничего сделать.

– Я знаю, Джо, знаю. Но нужны доказательства. На этих видео вы не выглядите напуганной.

– Лора подтвердит.

– Конечно, конечно, подтвердит.

– Может быть, и другие люди из бара, – говорю я, но понимаю, что бесполезно.

Со стороны это выглядело как объятия и рукопожатие. С чего бы кому-то вообще обращать на такое внимание?

Думаю о том, каким было мое лицо с этим пустым взглядом. Тупая Джоанна, ругаю я себя. Притворялась, что я в тот момент была где-то в другом месте, игнорируя, выглядя отсутствующей и пассивной, когда надо было бы действовать.

– Я буду искать любых свидетелей, – говорит Сара, хотя, кажется, она просто успокаивает меня для вида. Она на меня не смотрит, уставившись вдаль и ритмично барабаня пальцами по столешнице.

Она подталкивает мне чашку чая, и несколько капель переливается через край. Здесь используют необезжиренное молоко, я вижу его разводы в перламутровых водоворотах на поверхности кирпичного цвета чая.

– Ты не поднималась вчера наверх, – говорит Рубен. Он всегда говорит «наверх», хотя никакого верху у нас и нет. Это привычка из его детства: воспоминание о доме и старом пабе с многочисленными деревянными лестницами и комнатами под крышей.

Вчера мы смотрели «Крестного отца» (номер шестьдесят в нашем списке). Я сказала, что пойду спать, но не пошла, а вместо этого считала, сколько дней прошло со времени «До».

Прошло уже шестьдесят пять дней. Кажется, как раз столько провел Иисус в лесах, каясь? Или всего сорок? Нужно уточнить у Рубена. Он, конечно, ярый атеист и всегда готов ввязаться в спор на вечеринке, но он читал Библию. Для того, чтобы опровергнуть ее, как рассказал мне однажды. Это меня очаровало – то, насколько сильно человек может быть предан своим личным убеждениям.

В итоге я заснула на диване. Казалось, что буду в большей безопасности, оставшись в гостиной, вдали от его обнаженного тела. Убеждала себя, что полиция опрашивает всех подряд, потому что понятия не имеет, кто это сделал.

Мне снились Сэдик и Имран, и я проснулась среди ночи от стука в дверь, думая, что это полиция. Но никакого стука вообще не было. В следующее мгновение я вспомнила о ключах от библиотеки, все еще лежащих в моей сумке. Очень боюсь их возвращать. Боюсь, что кто-нибудь меня с ними заметит, а остаться в офисе одной мне пока не удалось. Да и не хочу отдавать их – а вдруг понадобятся. Знаю, что звучит это все очень глупо.

Шея затекла, и рука пульсирует. Сны исчезают из моей памяти, и я как будто отделяю реальное от воображения. Конечно, Сэдика и Имрана не было здесь, в моем доме. Но остальное – реальность.

Рубен вытирает насухо свою любимую кружку с надписью «Верь мне, я социальный работник». Это подарок родителей на его выпускной. В тот день я тоже была там, когда его объявили магистром политических и экономических наук. Считаю, что он по-настоящему повзрослел именно тогда. Повзрослел, когда преодолел все сложности обучения, справился с огромным количеством заданий и в конце концов нашел работу – настоящую, важную работу. За те два года магистратуры он даже каким-то образом стал выше и мускулистее. И вести себя стал по-другому. Я была очарована этими переменами. Переходом, который мне никогда не совершить.

И сейчас он продолжает меняться. Никогда не останавливается в своих целях. Против всех правил приводит домой трудных подростков, с которыми работает, и они остаются ночевать в гостевой комнате. С одним из мальчишек, Оззи, как-то отправился на поезде до Бристоля. Он хотел поддержать его и убедить, что тот снова может ездить на поезде после пережитой там поножовщины. И это не его обязанности. Еще эта работа с депутатом. Если бы он только знал… Если бы вообще кто-то узнал, то все точно прекратилось бы.

Внезапно рядом с ним становится невыносимо. Не могу вынести его доброту. Невозможно жить с тем, кто никогда не испытывает зависти или приступов жадности, кто никогда не принимает поспешных решений. Он не склонен к эгоизму, материализму или скупости.